Когда сливаются реки

Алесь, забеспокоившись, начал прощаться.

— Да посиди ты еще, успеешь, — уговаривал его Мешкялис. — Я тебе про Дом агрикультуры хочу что-то сказать...

— Нет, друзья, никак не могу! — спешил Алесь. — Будьте здоровы. А ты, Йонас, приезжай завтра вместе с подводами.

Алесь пустил своего буланого галопом, торопился. Внутри у него все кипело от злости. А если он не застанет Анежки, вдруг увел ее этот проклятый Паречкус? Потом ее могут из хаты не выпустить! И придется ей сидеть у темных окошек да смотреть на падающие кленовые листья. И когда воображение Алеся уже нарисовало ему самые мрачные и жалостливые картины, он, вылетев из-за рощи, увидел на дороге Анежку.

— Куда ты, Анежка? — спрыгнув с коня, кинулся он к ней.

— А я тебя никак дождаться не могла... Домой иду! — ответила она и прижалась к нему.

Алесь обнял ее так сильно, что казалось, он решил ее не отдавать никому, чего бы это ему ни стоило.

— Домой?

— Да... Мама заболела...

— Давай присядем на минутку, поговорим...

Но разговора не получалось. Шелестел ветер, кружились и падали осенние листья, буланый конь неторопливо щипал холодную и уже побуревшую траву. Голова девушки лежала на плече у Алеся, и ее волосы щекотали щеку, было так спокойно и хорошо. Наконец она спохватилась, встала, отряхивая с платья сухие травинки.

— Я пойду, Алеська...

— Ну что ж... Только ты долго не задерживайся.

— Как только мать поправится, сразу вернусь.

— Я каждый вечер буду тебя встречать, Анежка.

— И я каждый вечер буду выходить на горку — оттуда видно все Долгое. Ты вспомнишь тогда обо мне?

— Ты говоришь так, что мне боязно, — встревожился Алесь. — Словно ты покидаешь меня надолго, навсегда...

— Что ты, я вернусь, родной мой!

— А тебя там не задержат?

Она мгновение поколебалась, но ответила твердо:

— Нет... А будут задерживать — убегу. Свяжут — людей буду звать. Не задержат!.. Ну, я пойду.

— Иди... И возвращайся.

— Вернусь!

Она уходила, а он все стоял и стоял на дороге, пока ее стройная фигурка не растаяла в предвечернем поле. Тогда ему стало грустно, и он вдруг ощутил, что наступает осень: воздух похож на первый тонкий ледок, он такой же хрупкий и прозрачный, ударь — и все вокруг наполнится звоном; холодный, колючий ветерок дует все тише, значит к утру будет заморозок. Над головой его прошумел крыльями ворон, улетая в сторону «Пергале», а оттуда, тонкий, как далекое курлыканье журавля, донесся звон костела. Он печально отозвался в сердце Алеся. «Долго же стоишь ты между мной и Анежкой!» — не то с раздражением, не то с угрозой подумал он. Но звон вскоре замолк, и теперь тишину нарушали только с утра до вечера аукавший в полях и рощах визг циркулярной пилы и попыхивание моторчика на строительстве. «Пора ехать!» — вспомнил Алесь и погнал буланого.

XVII

Каетан Гумовский сидит за столом под образами, склонив голову над глиняной миской с водой. Правой рукой он каплет туда воск с зажженной свечи. Капли воска падают, расплываются неопределенными формами, а надо, чтобы они, застыв в холодной воде, образовали крест. И так хочется Гумовскому добиться этого. Вот если бы вышло!.. Каетан Гумовский загадал себе: если получится крест, значит можно ожидать перемены. Он знал, что таким образом гадают о своей судьбе девчата, и решил тоже попробовать. Может, в конце концов и получится? В жизни тоже не все сразу делается... Он терпеливо сидит долгие вечерние часы — терпеливо, но безрезультатно. И начинает нервничать: скоро придет старая, за ней чего доброго Аделя, и тогда ворожбе конец. Каетан наклоняет свечку, чтобы пламя было сильнее и воск плавился быстрее. Пламя хватает за пальцы, воск течет струей, но крест все не получается. Вот как будто и обозначился малость, потянулся один, другой отросток. Может, выйдет все-таки?.. Нет, расплылось, будь оно неладно, и вместо креста образуется нечто вроде вороньего гнезда. «Тьфу, чтоб ты сгорело!» — и Каетан со злостью шугает локтем миску со стола. Задребезжали по полу черепки, скатилась на лавку свечка и погасла. Каетан закидывает голову к стене и тяжело вздыхает... Ничего не выходит!..