Когда сливаются реки

Барковского упрашивать не пришлось. С явным удовольствием, причмокивая и подмигивая, он опрокинул сразу целый стакан. «Так вот почему не бедует Шаплыка — заработок есть, — подумал Каетан и тихонько усмехнулся. — В колхозных закромах хлеба много!»

Постепенно компания веселела, языки развязывались все больше.

— Каким хозяином ты был! — уважительно обратился к Каетану Шаплыка.

— Да и ты, брат, справно жил, — в свою очередь, похвалил Шаплыку Гумовский.

А Барковский хвастался, что он и сейчас живет неплохо. Он пересчитывал на пальцах, что ему удалось справить только за прошлый год: кровать никелированную, патефон, часы настенные... Что он приобрел еще, осталось неизвестным, так как в хате неожиданно появилась жена кладовщика. Она влетела как вихрь, размахивая палкой, которую, вероятно, подобрала у палисадника. Глаза ее злобно горели, и если бы из них вылетела молния, она была бы черной.

— Вон отсюда! — кинулась она к столу, размахивая палкой над головами подвыпивших мужчин.

Барковский поднялся и послушно поплелся к двери. Но его покорность не обезоружила женщину, и она продолжала изливать свой гнев:

— В тюрьму захотел, дьявол лысый? Детей хочешь загубить? Весь колхоз пропить надумал?..

Только за дверями она умолкла и пошла следом за Барковским, который, вобрав голову в плечи, потащился к дому.

— Черт, а не баба! — вздохнул Гумовский и поднял стакан, чтобы чокнуться с Шаплыкой.

— Мочало, а не мужик, — внес поправку Шаплыка. — Нужно же так бабу распустить! — И он со злостью хрустнул соленым огурцом.

Каетан захмелел, но своего не забывал. Разными обходными путями он пытался выведать, что творится в Долгом.

— Скажи ты мне, братец, что за неспокойная пора такая настала? Куда ни глянешь — бандиты...

— Ну, тут, я тебе скажу, они долго не удержатся, — уверенно заявил Шаплыка. — Видал, сколько людей на стройке, как на ярмарке!

— А они, бандиты эти, дураки, что ли, на ярмарку ходить?

— Найдут их и там, где они ходят.

— А где же они ходят? — прикидываясь непонимающим, расспрашивал мельника Гумовский.

— Ты что, маленький? — горячился Шаплыка. — Не знаешь, где бандиты водятся? В лесу! И там их половят. Раз уж взялся за них Алесь Иванюта — он, брат, доведет... Всех на ноги поставит! Так им и надо, я, брат, злодейства не люблю. Когда я контрабанду носил — я торговал, а торговать всякому можно. А бандитов я сам готов под нож пустить...

— Так... так им и надо! — соглашался с Шаплыкой Гумовский, но сам, изрядно перетрусив, спешил убраться подобру-поздорову. — Так... правильно... Пойду уж я домой... Пора...

Гумовский вышел из мельниковой хаты более встревоженным, чем вошел в нее.

Но хмель делал свое дело. У подвыпившего человека мрачные мысли держатся в голове недолго, и Каетану, едва он отошел немного от Мельниковой хаты, начало казаться, что его страхи преувеличены. Он испытывал приятное возбуждение. Вместо того чтобы свернуть домой, Каетан направился к котловану, где работали люди. «Ого-го! — подивился Гумовский. — И много же их, больше, наверное, чем на толоке у пана».

Он так загляделся, что не заметил, как очутился на строительстве. Увидев на дне котлована бетон, изобразил на лице восхищение.

— Навечно, значит, товарищи!..

Никифорович, который работал на временной электростанции, приметил Гумовского издалека. Ему показалось странным, что старый человек под хмельком приплелся на стройку. Потом пригляделся и отметил, что некоторые черты в лице этого человека ему как будто знакомы.

— Кто это? — спросил он у Кузьмы Шавойки.

— Да это же кулак Каетан Гумовский.

— Как же вы ему позволяете разгуливать по стройке? — огорчился Никифорович. — Я знал его еще пятьдесят лет назад — молодой был, но уже кровопийца. Мой же отец у него батрачил... да и мне приходилось косить его луга. Нет, у нас в Ленинграде он так не походил бы. Вот уж не ожидал, что Гумовский дотянет до этого времени!

Каетан Гумовский, ничего не подозревая, приближался к ним — хотелось посмотреть все своими глазами. Никифорович склонился над мотором и подозрительно посматривал в сторону Гумовского. Но именно к нему и обратился хуторянин:

— А скажи мне, товарищ, какая сила у этой машины?

— Я тебе не товарищ! — зло буркнул Никифорович.

Каетан испугался и сразу отрезвел. Никогда он не ожидал, что его так огорошат. Он присмотрелся к Никифоровичу, который продолжал хлопотать возле мотора, и от неожиданной догадки у Гумовского перехватило дыхание.

— А не Янка ли ты будешь? — отважился спросить он.

Никифорович только буркнул в ответ:

— Узнал?

— Как же не узнать своего человека?

— Мы таких своих в Ленинграде давно перевели.

— Ну, и злопамятный ты человек, — робко укорил Каетан Никифоровича и, ссутулившись, побрел стежкой на Малиновку. «Дернул меня черт идти на эту стройку! — распекал он себя. — Чего доброго этот Янка может со мной рассчитаться...»

Долго не мог успокоиться и Никифорович.

— Такому доверять — все равно что с завязанными глазами по болоту идти... Немало он нашего брата в могилу вогнал! Я и сам едва вырвался из этих рук...

Он сел отдохнуть и, вынув трубку, хотел закурить, но, обшарив карманы, не нашел спичек.