Когда сливаются реки

— Это... Это моя! — покраснел Йонас.

— Как твоя?

— Нет, пока еще не моя... Это Зосите, дочка нашего садовника...

Затем на сцене появился Ян Лайзан. Перед ним поставили цимбалы. Высокий, с седыми волосами, подстриженными в кружок, он поклонился людям и заговорил прерывающимся от волнения голосом:

— Восемьдесят лет прожил я тут, около озера Долгого... Много повидал на своем веку, но такого, как сейчас, еще не видел. Немало я пел дойн, которые сложил наш народ, а вот сегодня я сложил дойну сам и спою вам ее. Простите, люди добрые, если что не так будет...

Он сел на стул и ударил по струнам.

Далеко с Долгого несутся вести — им сердце радо;
Три сына выросли, три статных парня, три славных брата.
Пусть непогода им грозится издали, пусть ходят тучи,
Не поколебать их, ничто не сломит их — они могучи!
Землею родимой их сила вспоена, душа согрета.
Спасибо ж, матушка, земля родная, тебе за это!..

И дрогнуло все вокруг от аплодисментов Яну Лайзану за хорошую песню. Девушки выбежали на сцену и надели старику на голову венок из полевых цветов.

Время шло. Солнце уже низко склонилось к долговскому лесу. Вот оно коснулось острых сосновых вершин. Длинные тени деревьев вытянулись по Антонову лугу. После концерта молодежь разбилась по группам, и в разных местах поляны заиграли гармошки, скрипки и цимбалы. Зазвенели бубенчики, глухо ухнули бубны. Уже несколько пар кружились в вальсе. Мелькали вышитые кофточки долговских девушек: словно разноцветные маки, покачивались и плыли в кепуреле головы пергалевских, шелестели длинные узорчатые платья райнисовских красавиц и, словно крылья бабочек, летели за ними широкие синие, зеленые, желтые и красные концы поясов и лент.

Людно было и около ларьков. Алесю хотелось побродить в толпе, но ему неудобно было отойти от Якуба Панасовича и Захара Рудака, которые все еще толковали о том, как лучше наладить работы на стройке. И только когда к нему подошла мать и спросила, пойдет ли он с ней домой, Якуб Панасович спохватился:

— Извини, Алесь, нас, стариков. Совсем забыли мы, что ты молодой... Может, тебе потанцевать хочется?..

Алесь распрощался с ними, но домой не пошел.

Сумерки наплывали из леса к озеру Долгому и Антонову лугу. На пригорке ярко вспыхнула бочка со смолой, подожженная эглайненскими хлопцами, и все вокруг осветилось. Потом загорелась вторая, третья... И хотя толпа между кострами задвигалась оживленнее и зашумела еще громче, старики начали разъезжаться и расходиться. Алесь встретил Йонаса, тот познакомил его с Зосите. Это была девушка бойкая и смешливая, которая, кажется, не способна ни о чем горевать. Зато когда он еще раз увидел Анежку Пашкевичюте, она еще больше удивила его печальной задумчивостью, особенно заметной на фоне общего веселья при свете смоляных костров. Заметив, что Анежка взбирается в телегу Пранаса Паречкуса, Алесь спросил у Зосите:

— Почему она так рано?

— Да это ее дядька спешит, домой ее гонит. Боится, как бы дурного духа тут не набралась! — засмеялась Зосите. Но в тоне ее прозвучало сочувствие. — Славная она у нас, но запуганная, без отца и Паречкуса боится шагу ступить...

Когда Анежка с Паречкусом проезжали мимо, Алесю почудилось, что, прощаясь с подругами, она дольше других задержала взгляд на нем.

Зосите предложила Алесю пойти потанцевать, но он отказался. Через несколько минут она уже весело кружилась с Йонасом в толпе молодежи.

Алесю захотелось побыть одному. Полузаросшей стежкой пошел он к озеру. Месяц, выплывший над лесом, старался, но не мог пересилить огней, пылавших вокруг. И только когда Алесь отошел подальше, он заметил, как в лучах месяца поблескивает на траве свежая роса. И ему снова вспомнилась Анежка Пашкевичюте. «Интересная девушка!» — решил он, с удивлением отметив, что она не выходит у него из головы.

II