Когда Солнце было богом

Ассирологи, делая первые попытки расшифровать ассиро-вавилонские надписи, столкнулись с загадкой, казавшейся неразрешимой. Совершенно нелогичная путаница картинных, силлабических и алфавитных элементов не только затрудняла их дешифровку, но и вызывала законный вопрос: как вообще могло возникнуть такое письмо. Смешно было бы предполагать, что кто-то сознательно старался осложнить и запутать его чтение. Ответ на этот вопрос оказался простым: отдельные элементы ассиро-вавилонского письма наросли точно так же, как нарастают культурные слои земли со следами деятельности людей разных эпох и цивилизаций. В период, когда это письмо находилось в фазе развития фонетических знаков, древние каллиграфы, то ли из-за своего консерватизма, а может, из каких-то других соображений, сохранили в в нем некоторые, освященные традицией давнишние картинные символы, представляющие собой реликты старины.

В памятниках ассиро-вавилонской письменности не найдено ни одного примера чистого, ничем не нарушенного картинного письма, этой древнейшей формы закрепления мысли. Отсюда со всей очевидностью следовало, что вавилоняне и ассирийцы не могли быть создателями клинописи, но заимствовали ее уже в довольно развитом виде от какого-то другого народа. Искусство письма возникает путем многовекового исторического и культурного развития; отсюда напрашивается вывод, что народ, который создал письменность, а затем исчез без следа, должен был иметь высокую и богатую культуру.

Опираясь на результаты анализа клинописи, лингвисты решили, что такой народ когда-то существовал, хотя их предположение и не подкреплялось в то время ни одной археологической находкой. Более того, лингвисты, совершенно уверенные в правильности предположения, дали этому загадочному народу соответствующее название. Одни окрестили их шумерами, а другие - аккадцами. Оба названия были заимствованы из дешифрованной надписи, в которой семитский царь Саргон величает себя «царем шумеров и аккадцев».

Вопрос о существовании шумеров оставался в сфере научных предположений вплоть до 1877 г., когда французский консульский агент Эрнест де Сарзек нашел в местности Телло у подножия большого кургана статую, выполненную в совершенно неизвестном стиле. Ободренный этим открытием, он принялся за археологические раскопки, хотя никогда раньше археологией не занимался. Постепенно из-под земли он извлек статуи, клинописные таблички, черепки глиняной посуды, украшенной совершенно оригинальным орнаментом. Все находки Сарзек заботливо запаковал в ящики и отослал в парижский Лувр.

Среди многих вновь найденных предметов находилась статуя из зеленого диорита, изображающая царя-жреца города Лагаша. Статуя оказалась более архаичной по стилю, чем все до той поры выкопанное в Месопотамии. Даже самые осторожные ассирологи вынуждены были признать, что эту скульптуру следует отнести к IV или III тысячелетию до н. э., а это значило, что она существовала еще до возникновения ассиро-вавилонской культуры.

Сарзек вел раскопки в 1877-1881 гг. В период с 1888 по 1890 г. американцы Петере, Хайнес и Фишер открыли город Ниппур, столицу религиозного культа шумеров, а в 1922 г. англичанин Вулли сделал ряд сенсационных открытий в древнем Уре, городе библейского Авраама.

В руинах этих городов были обнаружены прекрасные гигантские храмы, вазы, скульптуры, камни с документальными записями о закладке дворцов, клинописные таблички, а также художественные изделия из золота, серебра и драгоценных камней. Найденные при храмах архивы позволили проследить историю шумеров самых отдаленнейших веков. Более того, в Фаре, Уруке, Эль-Обейде и в Уре извлекли из-под земли поселения, относящиеся к эпохе неолита, основанные неизвестными народами, которые населяли южную Месопотамию задолго до появления там шумеров.

Благодаря этим открытиям наши знания значительно расширились. Сегодня мы знаем, что уже за 5 тыс. лет до н. э. племена Месопотамии занимались скотоводством и земледелием и даже строили крупные города, такие, как Ур, Лагаш и Ниппур.

Там, где некогда шумели пальмовые рощи

На полпути между Багдадом и Персидским заливом, километрах в 15 на запад от современного русла Евфрата, возвышается холм с величественными руинами города Ура. Куда ни глянь - всюду желтая безлюдная пустыня или степь со скудной растительностью. Тут и там видны нищенские мазатси иракских феллахов[4], присутствие которых еще более усиливает пронизывающее чувство пустоты. На востоке выделяются темные силуэты финиковых пальм, растянувшихся длинней лентой вдоль берега Евфрата.

Необозримые дали словно погружены в сон. Воздух вибрирует и искрится от убийственного зноя. Время от времени неожиданно поднимается пыльная метель, проникая в рот, нос, уши одинокого путешественника. Нередко возникают миражи, и тогда кажется, что повсюду струятся холодные потоки воды. Но человек бывалый не позволит обмануть себя шаловливой природе, ведь он хорошо знает, что с незапамятных времен земля эта выжжена и похожа на пепел.