Когда солнце встанет на западе (СИ)

Раньше я над этим не задумывалась, воспринимала все, как так и надо. А теперь почему-то подумалось, что, возможно, уже тогда на меня влияла эта проклятая связь. Потому-то мне никто и не нужен был больше, чем постельный партнер.

В ночь после треклятого благотворительного аукциона, с Миароном, я, едва ли не впервые в жизни, почувствовала себя женщиной. Почувствовала себя любимой и желанной. И как это у него получилось?

Адам все еще злился. Войдя утром на кухню, поздоровался сквозь зубы и сразу пошел наливать себе кофе. Потом, мельком глянув на меня, буркнул себе под нос что-то вроде: “Я не голоден” и с кружкой в руках рванул на выход. Но в дверях остановился, обернулся и внимательно на меня посмотрел. Так внимательно, что я даже непроизвольно передернула плечами:

- Что-то не так?

- Мам, ты сегодня спала хоть чуть-чуть? Отвратно выглядишь.

- И я тебя люблю, сынок. Спасибо за комплимент.

Адам смутился.

- Прости, мам. Я веду себя, как свин?

Повинуясь внутреннему порыву, подошла к сыну и, привстав на цыпочки, с силой сжала его в объятиях и шутливо попеняла:

- Ну что ты, дорогой мой! — Адам в моих объятиях ощутимо расслабился — До свина ты еще не дорос. Всего лишь ма-а-аленький поросеночек!

Сын с негодованием вывернулся из моих рук и, совсем как в детстве, возмущенно воскликнул:

- Ну, мам!

А я смотрела в его такие родные, почти прозрачные, льдистые глаза и испытывала сумасшедшую гордость за своего сына. Ведь он так безумно сильно похож на своего отца, но в то же время в нем нет ни капли заносчивости и эгоизма его отца.

В душе всколыхнулась горечь. Ну почему все так сложно? Откуда в моей жизни столько проблем? И так безумно захотелось вдруг переложить решение всех проблем на чьи-то плечи, а самой побыть слабой и беспомощной женщиной.

- Ты просто устала, мам.

Я в удивлении вскинула на сына глаза:

- Что?

- Я говорю, что эта слабость от усталости. Тебе просто нужно отдохнуть. А потом все решится само собой. Ты ведь у меня способна горы свернуть голыми руками.

Сын обнял меня за плечи. А мне стало вдруг неловко и даже капельку стыдно. Получается, свою последнюю мысль я озвучила вслух.

Сколько мы простояли обнявшись, я не знаю. Я смогла успокоиться в сильных руках сына, слушая размеренное биение его сердца. Тревога отступила. И даже стало как-то легче дышать. Я нехотя отстранилась и заглянула Адаму в глаза:

- Позавтракаем вместе? — дождалась кивка — А где Ева?

- Мам, ты что? Ей же до ее Экономической академии полтора часа лету на флайкаре. Она уже отчалила. Это мне повезло. Можно на учебу хоть пешком ходить. Совсем рядышком.

Совесть больно куснула меня за сердце. Совсем я перестала следить за жизнью своих детей за всеми этими проблемами.

Мы с Адамом устроились рядышком за барной стойкой. У обоих не было аппетита. Я ковыряла ложкой творог. Адам задумчиво крошил пальцами круассан. Если честно, то продолжать с утра вчерашнее я не собиралась. Но Адам заговорил сам.

- Мам, что теперь будет? Я имею ввиду мор… отца.

Я вздохнула.

- Если честно, то я сама не знаю, что делать.

Адам резко развернулся ко мне лицом:

- Мам, мы тут с тобою вдвоем, поэтому я скажу, как есть. Я на тебя не злюсь. Наоборот, я тобою горжусь. А вот этот хмырь, который мой биологический отец, меня просто бесит! Все в нем бесит: его эгоизм, его диктаторские замашки, его желание распоряжаться нашими жизнями! Все бесит! Да он к тебе относится как к вещи: надо — пользуется, не надо — стой в уголке и не отсвечивай! Я не буду ему подчиняться! И Евку не дам обидеть!

Я шокировано смотрела на сына и не знала, что нужно ответить. Что вообще можно сказать на такой вот вопль души. А Адам между тем продолжал:

- Мам, я тебя люблю очень-очень! И мое отношение к тебе не изменится никогда. Но вот его я не приму в качестве отца ни при каких обстоятельствах!

У меня даже слезы на глаза навернулись от последних слов сына. Адам обнял меня одной рукой, прижал к своему боку:

- Мам, прости. Ты права, я свинтус. Но я не могу по-другому. У меня внутри такое бешенство кипит, когда он пытается распоряжаться своими жизнями, что хочется схватит его и хорошенько приложить об стол или стену. Смотря что будет ближе.

- Сынок, я тебя услышала. — я чуть помедлила и призналась — Мне самой иногда очень хочется стукнуть Миарона чем-нибудь потяжелее. — неловко усмехнулась — Знаю, что непедагогично так говорить детям о их родителях. Но ты у меня уже совсем взрослый, того и гляди, свою семью заведешь.

- Ой, да ладно тебе! Я еще не готов брать на себя ответственность.

- Но ведь когда-то это случится.

- Да ладно тебе!

Адам окончательно смутился. Неловко покрутил шеей, словно разминая позвонки, и вдруг застыл. А потом медленно повернулся ко мне:

- Мам, в чем дело? Что тебя беспокоит? Что не так с моей морунской наследственностью?

Я замялась, не зная, как лучше объяснить, что творилось у меня на душе после откровений Миарона. Но сын, хорошо меня зная, церемонится не стал:

- Просто скажи, что он тебе наговорил. А потом будем вместе думать.

Я втянула в себя воздух, как перед прыжком в воду: