Когда статуя оживает

Искушение было слишком большим, и Щукин шагнул на ступеньки крыльца. Казалось, дверь сама поддалась под его рукой, ее даже толкать не понадобилось. И раскрылась бесшумно, мухи как стучались головой о стекло, так и продолжали стучаться, не заметив вошедшего.

Комната была все такой же: кровать, стул, стол с завядшим букетиком, на тумбочке миска с чем-то бежевым. Щукин ткнул в это что-то пальцем. Оказалось – глина. Немного тепловатая, как будто ее только что мяли руками. Завершал убранство комнаты обшарпанный темный шкаф. Он прятался за кроватью, сливаясь с почерневшими от времени обоями. Серега толкнул покосившуюся дверцу и обмер.

Он ожидал увидеть склад старых ватников и поношенных шапок, а здесь на искусно сделанных небольших полочках стояли маленькие скульптурки. Были среди них барабанщицы, но другие, не те, что бегали по лагерю. В основном это были ребята в разных позах: бегущие, сидящие, стоящие, лежащие. Их было так много, что хватило бы не на один отряд.

Щукин в жизни не видел такого количества статуэток. Очень скоро у него от них зарябило в глазах. Взгляд его наткнулся на что-то страшно знакомое. В коренастой, немного сгорбленной фигуре с низко опущенной головой он узнал Ваську, а рядом, засунув руки в карманы, стоял он сам – высокий, тощий, в обвисших штанах и мятой рубашке. Куколки были настолько похожи, что даже сомнения не возникало в том, кто послужил для них прообразом.

Сереге стало как-то не по себе. Он попятился. Скрипучая дверь послушно вернулась на место, прикрыв собой ряды фигурок. Скрип прошелся по Щукину, как камень по стеклу. Его передернуло, в душу закрался неприятный холодок, стало как-то неуютно в этой полупустой комнате. Глебов на его месте давно бы сбежал, а он почему-то стоял, прислушиваясь к глухо бьющемуся сердцу. К стуку примешалось шварканье.

Мальчик повернул голову к окну. По дорожке шел дворник, время от времени взмахивая метлой.

Мысли заработали мгновенно.

«Убьет, – мелькнуло в голове. – Сделает статуей, скажет, что так и было. Барабанщице нужна пара – барабанщик».

Бежать к выходу было поздно, он не успевал проскользнуть не то что незамеченным – его могли поймать на месте преступления.

С удивлением он увидел, как руки его хватают обломанные ручки шкафа, распахивают дверцы. Он еще успел подумать о том, как бы так влезть в шкаф, чтобы не обрушить многочисленные полочки. Но сделать уже ничего не смог.

Неудачно развернувшись, он задел одну из полок, и фигурки с сухим шелестом посыпались на его спину. Он попытался рукой остановить их падение, но зацепил еще что-то, и куколки обрушились на него частым дождем. Серега все еще пробовал поймать маленькие ускользающие из его сведенных судорогой пальцев статуэтки, выпрямился, сшибая последние полочки в этой половине шкафа.

Дверца распахнулась, и на перепуганного Щукина уставились удивленные глаза дворника. Ничего не говоря, он выволок Серегу из шкафа, протащил по комнате и вышвырнул на улицу. Рука у него оказалась тяжелой – пинок получился хороший. Не удержавшись на одной из ступенек, Щукин кувырком полетел на землю, больно стукнулся задом, плечами, врезался затылком.

Хлопнула дверь.

– Ух ты!

Щукин сидел на земле, тряс головой, пытаясь небо и травку поставить в правильном порядке, а не вверх тормашками. Удалось это сделать не сразу. Окружающий мир опасно покачнулся, когда он встал на разъезжающиеся ноги.

В домике было тихо. Щукин был готов к ругани, крикам, наказаниям. Но ничего не происходило. Осмелев, он подкрался к окну. Дворник спал. Не раздевшись, он лежал на кровати, закинув ноги в ботинках на невысокую спинку, вытянув руки вдоль тела. Глаза у него были закрыты не до конца. Щукину показалось, что из-под полуприкрытых век дворник наблюдает за ним.

Он отстранился от окна.

С дворником было все ясно – только он мог творить все эти безобразия, сомнений больше не было. Теперь оставалось рассказать обо всем ребятам.

Как только подросток скрылся за зеленью деревьев, дворник открыл странно потемневшие глаза и сел на кровати. Под ногами хрустнули осколки фигурок.

Заручившись разрешением вожатого, Глебов помчался к корпусу, где жил первый отряд. На всякий случай он не стал идти через сам корпус, сталкиваться еще раз с первоотрядниками ему не хотелось. Хотя было интересно посмотреть: если Платона нет, то кто второй вожатый на отряде?

Он обогнул здание и уперся в закрытое окно. Это было неожиданно. На улице шпарило солнце, было жарко, во всем корпусе окна были распахнуты. И только одно закрыто.

В голове пронесся вихрь самых мрачных мыслей. Васька встал на цыпочки, заглядывая за пыльное стекло.

– Стоп, я тебя уже видел.

Глебов быстро повернулся. Перед ним стоял его давнишний приятель – невысокий паренек с лохматой челочкой.

– Здорово. – Васька почему-то обрадовался, увидев знакомое лицо. – Как дела?

– Опять что-то потерял? Или так зашел?

– Слушай, мне бы Вовку, старшего вожатого. Ты его не видел?

Парень взлохматил и без того лохматую челку и задумался.

– А с чего я его должен видеть? – удивленно спросил он.