Когда стихи улыбаются

Тревога! Спасите! Над морем, над сушей
Пусть крик мой несется до звездных миров!
У нас на площадке лифтерша Феклуша
Сидит и вовсю критикует жильцов.

Как можно терпеть, чтоб простая старуха

Хихикала, глядя на крашеных дам,
Брюзжала про чье-то отвислое брюхо,
Болтала про жен, изменивших мужьям.

Гуляют? И пусть на здоровье гуляют!

Страстей не удержишь за крепким замком.
А бабка, ну что она в том понимает,
Всю жизнь проскрипев со своим стариком?!

Спасите! Язык у Феклуши как ножик.

Все режет: и дом, и любую семью.
Вчера добралась до моих босоножек,
А нынче косится на шляпку мою.

Феклуша в войну зажигалки гасила.

А я? Разве я не знавала тревог?
Я двадцать шинелей в походах сносила,
И весил по пуду мой каждый сапог.

Я бывший солдат, санитар, запевала.

Я, кроме бензина, не знала духов.
И словом таким, если надо, рубала,
Что каски слетали с бывалых бойцов.

Но нынче пою я другие мотивы:

Да здравствуют моды, да здравствует шик!
Короткие юбки намного красивей,
Чем длинный и злющий Феклушин язык.

Но хватит! Я вытряхну дерзкую душу.

Пусть мой приговор будет тверд и суров:
Я вымажу бабку помадой и тушью,
А после прихлопну флаконом духов!

1962

Андрей Вознесенский

Сирень прощается, сирень как лыжница,

Сирень как пудель — мне в щеки лижется!..

Расул Гамзатов хмур, как бизон,

Расул Гамзатов сказал «свезем».

Сущность женщины — горизонтальная…

А. Вознесенский

К оригинальности я рвался с юности,
Пленен помадами, шелками-юбочками.
Ах, экстра-девочки! Ох, чудо-бабы!
То сигареточки, то баобабы.

Картины Рубенса, клаксоны «форда»,

Три сивых мерина на дне фиорда.
Три пьяных мерина, две чайных ложки,
Старухи пылкие, как в марте кошки.

Глядят Горгонами, шипят гангренами,

Кто с микрофонами, кто с мигрофенами.
Но мчусь я в сторону, где челок трасса,
Расул Гамзатов кричит мне: «Асса!»

«Шуми!» — басит он. И я шумлю.

«Люби!» — кричит он. И я люблю.
Мотоциклисточки, чувихи в брючках,
Мне в руку лижутся и в авторучку.

Но я избалован и двадцать первую

Согну в параболу, швырну в гиперболу.

Я был в соборах, плевал на фрески,

Смотрел к монашкам за занавески.
Стоят и молятся, вздыхал печально я,
А сущность женщины — горизонтальная!

Гоген, Растрелли, турбин аккорды…

И вновь три мерина на дне фиорда.
Три пьяных тени, сирень в бреду.
Чернила в пене… Перо в поту…

Чего хочу я? О чем пишу?

Вот если выясню — тогда скажу!

1962

Маргарита Алигер

Если было б мне теперь

восемнадцать лет,

я охотнее всего

отвечала б: «Нет!»

Если было б мне теперь

года двадцать два,

я охотнее всего

отвечала б: «Да!»

М. Алигер