Когда стреляют гаубицы

Бауман торжествовал, надеясь, что командир строго накажет Хаука. За завтраком Бауман даже не смотрел в сторону Вернера, но в душе его росло злорадство.

После обеда их обоих снова вызвали к Брауэру.

Бауман весь сгорал от любопытства.

По требованию командира взвода Хаук попросил у Баумана прощения и пообещал в будущем вести себя по–товарищески. На этом инцидент был исчерпан.

«Не может быть!.. — В душе Баумана поднялась волна протеста. — Домашний арест?! Да разве это наказание!» От возмущения он даже не расслышал, что говорил ему унтер–лейтенант.

Во время пребывания в Картоне Вернер не раз намеревался поговорить по душам с ребятами из расчета, но так и не нашел для этого времени. А когда выдавалась свободная минутка, оказывалось, что не все солдаты были на месте.

Во время работы отошли куда–то на задний план учебные заботы, регулярно проводились только политзанятия.

У Хаука язык не поворачивался напомнить солдатам о том, что они взяли обязательство бороться за звание отличного расчета. К тому же он влюбился в Герду, а солдаты это заметили, что еще больше сдерживало его. Но уже в первый день занятий Хаук понял, что заблуждался: время, проведенное в Картове, сплотило солдат лучше всяких бесед и занятий, и отпала необходимость читать солдатам нравоучения.

Вернер сел писать письмо Герде. Написал первые строчки и задумался, охваченный воспоминаниями. Особенно памятной была последняя встреча.

Неделю назад он, получив увольнение, поехал в Картов. Остановился у Шихтенберга. В субботу утром он помог Герде на ферме, и, когда она освободилась, они бродили по лугу, зашли в лес, сели на поваленное бурей дерево и долго разговаривали. В тот день они не разлучались ни на минуту.

Воспоминания о Герде пьянили Вернера, как вино. Он решил жениться на Герде в этом же году, сразу после демобилизации. Жить они будут в Картове. У них родится ребенок, потом еще один… мальчики. Вернер всегда относился с уважением к женщинам в положении. А уж Герду–то он будет просто на руках носить.

Вернер подошел к окну. В этот момент в дверь постучали. Вошел Бюргер.

— Здравствуйте, товарищ унтер–офицер!

Вернер подал ему руку. Они сели.

— Я к вам с просьбой, товарищ унтер–офицер.

— Слушаю вас.

Бюргер достал из кармана письмо, положил его на стол и придвинул свой стул поближе к Хауку.

— Вы, наверное, знаете, что в Картове я познакомился с Гертрудой. И вот я получил от нее письмо. Прочтите его, пожалуйста! — смущенно попросил солдат.

— Когда вы получили это письмо?

— Неделю назад.

Хаук развернул лист.

«Мой милый Артур!

Все время меня мучает мысль, не забыл ли ты меня. А если не забыл, то почему от тебя нет никаких вестей?..

Мы уже давно перевели своих коров в открытый хлев. Работы у нас много, но мы справляемся, У нас уже создана комсомольская организация. Быть может, ты мне напишешь? Я все время вспоминаю то время, когда ты был здесь. Напиши, как живешь? Быть может, ты смог бы приехать? Я уже рассказывала о тебе дома, и никто слова против не сказал. Очень прошу тебя, дорогой Артур, напиши мне и скорее приезжай.

Я тебя очень люблю и жду.

Твоя Гертруда».

Вернер вернул письмо Бюргеру, который тихо сказал:

— Я сначала думал, что не нравлюсь ей, а теперь она пишет, что любит меня. Она очень хорошая девушка, добрая такая, правда?

Вернер кивнул в знак согласия.

— Я хочу ей написать, а вот писать–то грамотно не умею, читаю и то не ахти как…

«Сколько лет после окончания войны прошло, а еще есть и такие люди», — подумал Вернер, а вслух сказал:

— Тогда мы сейчас же с вами напишем ей письмо. Бумага у вас есть?

Бюргер кивнул и подал Хауку лист бумаги.

— Вы диктуйте, а я буду писать.

Бюргер подпер голову руками и, сосредоточенно нахмурившись, произнес:

— Моя дорогая Гертруда! — И уставился на Хаука, пока тот не закивал в знак одобрения головой.

Когда письмо было написано, Хаук прочел его вслух и отдал Бюргеру.

— Спасибо, товарищ унтер–офицер, — поблагодарил солдат. — Если бы я мог научиться так писать, но уже поздно…

— Никогда не поздно, товарищ Бюргер. Если вы хотите, мы с вами можем заниматься каждую неделю. Я вам помогу.

— Да?! — обрадовался солдат и, положив письмо на стол, добавил: — Тогда давайте сейчас и начнем!

* * *

В понедельник артиллерийские расчеты занимались на местности. Унтер–офицер Бауман вел свой расчет через холм в направлении леса. На занятия он вышел голодным, потому что вернулся в казарму незадолго до подъема и не успел позавтракать. Выстроив расчет в одну шеренгу, он крикнул:

— Не разговаривать в строю!

Бауману явно было не по себе. «И как только Брауэр додумался в понедельник утром проводить занятия на местности, когда в воскресенье многие солдаты были в увольнении!» — недовольно думал Бауман. Правда, просматривая план–конспект Баумана, командир взвода похвалил его. Это, конечно, приятно. Бауман лениво зевнул, вспомнил, что ему предстоит сначала провести занятие на тему «Ориентирование на местности», а затем — по отработке приемов преодоления препятствий.

Солдаты тихо переговаривались между собой.

— Придется ползти по–пластунски, — прошептал Эрдман.