Когда струится бархат

— Сука, — процедил де Мортимер, но в его брани было больше раздражения, чем злобы. Он уложил женщину обратно на солому и осмотрел ее, мрачнея лицом. У Варэна был достаточный опыт боевых походов в холодное время года, он умел разбираться в признаках переохлаждения и знал, что случится, если он просто оставит пленницу здесь, в холоде. Де Мортимер не хотел, чтобы она умирала… по крайней мере не так быстро.

Методично и быстро он снял с Хельвен промокшую одежду и начал энергично растирать грубым шерстяным одеялом, взятым с убогой постели. В первую очередь обсушил насквозь промокшие волосы. Тело женщины было покрыто гусиной кожей и казалось холодным как лед. Однако от быстрого растирания кожа стала теплеть, приобретая багрово-красный оттенок.

Хельвен застонала и пошевелилась, веки затрепетали. Де Мортимер оттащил матрас в середину помещения, поближе к жаровне и даже закутал женщину в собственную накидку, подбитую мехом. Потом вытащил из сумки флягу со спиртом и небольшую стеклянную чашку в красивой оплетке.

Один из вооруженных людей де Мортимера заглянул в открытый проем, и хозяин суровым окриком велел солдату убираться прочь. Варэн налил спирт из фляжки в чашку и обнаружил, что у него дрожат руки. Сердито отставил флягу и обернулся к Хельвен. Глаза у нее были открыты, из-под припухших век она смотрела на него с полным сознанием и пониманием.

— Это задумано в отместку? — слабым голосом выговорила женщина.

— Что значит в отместку? — Де Мортимер присел на колени возле Хельвен и приподнял ее, притягивая к себе поближе, чтобы влить содержимое чашки в горло. Он почувствовал, как тело женщины напряглось, и она попыталась воспротивиться. Варэн сильно надавил на затылок Хельвен и с неожиданно острым удовольствием ощутил, как пленница, захлебываясь, проглатывает жидкость. — Это будет больше чем в отместку, моя дорогая, — сообщил он с угрюмым ликованием, — гораздо больше…

— Но почему?

Де Мортимер вновь наполнил чашку, на этот раз уверенной рукой.

— Выпей, — приказал он.

— Не могу… не хочу больше.

— Хочешь, чтобы силой влил в глотку? — тихо пригрозил Варэн.

Хельвен окинула его взглядом и увидела, что иного выхода нет, придется подчиниться. Содрогаясь, она проглотила напиток. Спирт обжигающей струей разлился по желудку и разогрел застывшую кровь. Хельвен лихорадочно хватала ртом воздух, на глазах выступили слезы.

Варэн поправил накидку, которой обернул тело женщины, и невольно провел рукой между складками ткани по ее груди. Ладонь коснулась соска и, помедлив, скользнула дальше. Хельвен дернулась в сторону с испуганным вздохом. Странная кривая усмешка тронула губы де Мортимера.

— Хоть ты и шлюха, но все еще красивая, — возбужденным шепотом заговорил он, наклоняясь и приближая рот к ее губам.

— Ты почему убил Ральфа?

Де Мортимер слегка отстранился.

— Я этого не делал.

— Нет большой разницы, если ты сделал это чужими руками.

Варэн поежился.

— Он вел двойную игру: продавал информацию нам, а после выдавал нас Генриху. Я просто решил положить этому конец, пока дело не зашло слишком далеко. Я не мог поступить иначе.

— Ну а разве ты сам не ведешь двойную игру?

Де Мортимер энергично покачал головой.

— Это мой отец должен хранить верность королю Генриху и теперь еще императрице. Я же ни перед кем из них не давал никаких клятв, так можно ли считать, что я нарушаю какие-то обязательства? Уильям ле Клито действительно имеет больше прав на Англию и на Нормандию, чем может себе вообразить эта надменная сучка. Он старший сын старшего сына прежнего короля!

— Понимаю, — еле слышно рассеянно сказала Хельвен.

— Нет, ничего ты не понимаешь и никогда не понимала! — Выведенный из себя ее тоном, Варэн толкнул Хельвен на солому. Руки женщины оказались под ее головой. — Ты обещала быть моей, а вела себя, как последняя шлюха! И еще смеешь теперь говорить о двойной игре!

— Ты убил Ральфа, а вместе с ним и свою честь! Как ты мог после этого претендовать на меня! — воскликнула Хельвен. — Я свое обещание считаю недействительным!

Расстояние между ними снова сократилось. Варэн разглядел в глазах женщины нешуточный гнев, ощутил, каким упругим и непокорным стало ее тело, и понял, что его плоть по-своему пылко и твердо реагирует на ожившее женское естество, оказавшееся в его власти.

— А ну-ка, — пробормотал де Мортимер голосом, выдававшим всю силу страсти, переполнявшей его чресла, — лучше поцелуй меня… Поцелуй меня так же, как ты целовала де Лейси. — Жаркий алчный рот приблизился к лицу несчастной жертвы.