Адам поднялся, едва только на толстых пластинах морозного узора, покрывавших ставни окна, показались первые бледные полосы рассвета. Он разбил ледяную корку в тазике, оставленном с вечера на походном сундучке, умылся и отправился на утреннюю мессу. На сердце свинцовой тяжестью лежала ответственность за исход сегодняшнего дня, но разум покорно и бесстрастно готовился к грядущему боевому испытанию. Адам прослушал мессу, исповедовался, получил отпущение грехов и вместе с Суэйном отправился разговляться. Остин подал им подогретое вино, хлеб и сыр, при этом оруженосец Адама попеременно то демонстрировал бесшабашное веселье и уверенность, то сникал и надолго замолкал с подавленным видом.
Суэйн поскреб огромной заскорузлой ручищей торчащую во все стороны бороду, громогласно прочистил горло и сплюнул в камышовую подстилку.
— Следи за его ногами, — пророкотал он сиплым голосом. — Это всегда было у него самым уязвимым местом, и если сможешь его на этом подловить, то победишь. Но ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае не пробуй противостоять его натиску лоб в лоб. Иначе он тебя убьет.
— Сам знаю, глаза есть! — отмахнулся Адам, откусывая кусок хлеба и, даже не разжевав, запивая глотком кислого пенистого вина.
— И мозги еще на месте? — лениво подколол Суэйн. — Если не можешь выслушать несколько здравых советов, то ты просто безмозглый дурень.
— Я готов слушать, — он внутренне успокоился. — Просто меня уже потряхивает перед боем, нервы не выдерживают. Ты должен знать, как это бывает.
— Ай, ладно, — пробормотал он, — нервы и у меня не стальные, но тебе надо будет взять себя в руки, прежде чем ты ступишь на арену.
— Разве был такой случай, чтобы в бою меня подвели нервы, и это сказалось на результате?
— Нет, но раньше это никогда не касалось лично одного тебя.
Адам проводил рыцаря взглядом и опустил глаза на кусок булки, который держал в руках. Он не был голоден, но знал, что должен что-то съесть. Неразумно идти на поединок с набитым желудком, но если бой продлится достаточно долго, то размахивать мечом, не подкрепившись, очень опасно — могут ослабеть руки. Адам заставил себя проглотить еще кусок, запил вином и только теперь заметил пристальное внимание, с которым смотрит на него его оруженосец.
— Остин, прекрати меня разглядывать, словно я уже стал покойником и лежу в гробу. Лучше сбегай за моим мечом, — раздраженно обратился Адам к юноше.
Молодой человек потрогал темный пушок над верхней губой.
— В пивной у дороги делают ставки на то, удастся ли вам выдержать более десяти минут против Варэна де Мортимера, — откликнулся он презрительным тоном, в котором слышались нотки сомнения.
— Да что ты говоришь? — Адам удивленно изогнул бровь. — Интересно, почему? Считают, что я виновен в клевете или думают, что я слабее?
— И то, и другое, мой господин.
Адам отставил пустую чашку и раздраженно смахнул крошки хлеба.
— Ты тоже сделал ставку?
Оруженосец покраснел.
— Да, господин, — промямлил он. — Они стали надо мной смеяться, но захотели выиграть мою монету. Проиграют сами. Они же не видели вас в бою.
Адам фыркнул.
— Черт знает, что подумает обо мне твой отец. Он доверил мне твое обучение, а я пока что сумел преподать тебе совсем иные уроки, верно? Выпивка, женщины и игра.
Краска немного отхлынула от физиономии Остина. Он стрельнул в сторону Адама одним из своих неотразимых взглядов.
— Как раз папа и дал мне денег на это пари, да еще попросил поставить некоторую сумму за него.
— Вот это вселяет в меня веру в успех, — вымученно улыбнулся Адам. — Остин, я бы не хотел, чтобы ты торчал на арене, пока я буду биться, не то замерзнешь и простудишься до смерти. Хватит с нас одной фатальной истории, чтобы бездумно подвергать опасности еще одного. Тащи сюда мой меч, парень, а затем двигай к отцу и жди моих приказаний.
Остин обиженно поджал губы.
— Мой господин, я хочу быть здесь, — решительно сказал он. — Это мое место, как подобает оруженосцу.
— Будет мало приятного, при любом исходе, — предупредил Адам, задумчиво глядя на юношу сузившимися глазами и пытаясь оценить, насколько взрослым можно его считать и хватит ли у парня самообладания. — Если меня убьют, я хотел бы, чтобы все мои люди вели себя достойно. Если ты, например, допускаешь, что печаль или гнев могут тебя толкнуть на какой-то безрассудный поступок, то я не могу разрешить тебе остаться.
— Обещаю не уронить вашей чести, мой господин, — произнося эти слова, Остин выпрямился, в уголках его желтовато-зеленых глаз неожиданно сверкнули подкатившиеся слезы. — Пожалуйста, не отсылайте меня к отцу.
Адам кивнул.
— Ладно, договорились. — Он встал из-за помоста и пошел за своим поясом для меча, давая юноше время прийти в себя. Остин поспешно бросился к висевшему на стене мечу в ножнах. Поддерживая на одной ладони ножны из позолоченной кожи, а на другой рукоять меча, юноша выпрямился и недоуменно уставился на женщину, появившуюся в дверном проеме.
— Госпожа… — пробормотал он, заливаясь краской.