Когда тело говорит НЕТ. Цена скрытого стресса

Не знающий о нейрофизиологии или психологии боли гастроэнтеролог, который с помощью эндоскопа обследовал бы нижнюю часть пищевода Патрисии, мог с чистой совестью сказать ей, что кислотный рефлюкс, который он увидел, не объясняет ее сильную боль. Патрисия, со своей стороны, имела полное право возмущаться тем, что она восприняла как бездушное игнорирование симптома, который ежедневно сильно осложняет ей жизнь.

Это не означает, что люди с ГЭРБ реже испытывают рефлюкс, чем другие. Они наверняка его ощущают, и это проблема взаимосвязи мозга и кишечника. Исследователи, которые сравнивали контрольную группу здоровых людей с теми, кто страдал рефлюксной болезнью, обнаружили, что давление пищеводного сфинктера в состоянии покоя чаще было более низкое у пациентов с ГЭРБ. Пониженный тонус мышц сфинктера вызывает больше эпизодов рефлкжса¹⁴.

Каким образом сознание и мозг способствуют развитию рефлюкса? За счет блуждающего нерва, который отвечает за тонус мышц нижнего пищеводного сфинктера. На активность блуждающего нерва, в свою очередь, влияет гипоталамус. Гипоталамус, как мы знаем, получает информацию от эмоциональных центров коры, которые восприимчивы к стрессу. Таким образом, при ГЭРБ более низкий болевой порог совмещается с чрезмерным расслаблением сфинктера — оба явления могут быть связаны со стрессом.

Несмотря на то что все три женщины, с которыми я беседовал для написания этой главы, описывали схожие болевые ощущения, только совокупность симптомов Патрисии полностью соответствует диагностическим критериям СРК. В отличие от большинства пациентов, которые принимали участие в исследованиях Университета Северной Каролины, ни одна из этих женщин в детстве или во взрослой жизни не подвергалась сексуальному или физическому насилию. Тогда как объяснить их пониженный болевой порог?

Для того чтобы произошла корректировка болевого «термостата» нервной системы в сторону уменьшения, не обязательно должен быть опыт жестокого обращения в прошлом; для снижения болевого порога и стимулирования повышенной «настороженности» в мозге достаточно хронического эмоционального стресса. Несмотря на то что жестокое обращение является главным источником такого стресса, есть и другие, скрытые, менее очевидные, но при этом не менее вредные стрессовые факторы, которые потенциально могут повлиять на развитие ребенка. Такие деформации присутствуют во многих семьях, в которых родители души не чают в своих детях и приходят в ужас от одной только мысли о причинении им вреда. Дети, которые не подвергались никакому насилию и ощущали чувство безопасности и любовь со стороны родителей, также могут испытывать переживания, которые влияют на физиологию восприятия боли и работу кишечника.

Стрессоры, которые непосредственно провоцировали сильнейшую абдоминальную боль у Магды, были связаны с ее профессиональной деятельностью. В то время она работала в больнице Нью-Йорка. Директор лаборатории, в которой она трудилась, недавно уволился, а с руководителем, что пришел ему на смену, Магда была в плохих отношениях: «Новая начальница невзлюбила меня с самого начала. Оглядываясь назад, мне кажется, она искала повод от меня избавиться с первого дня своего прихода. Я оказалась в ужасно неприятной, напряженной и печальной ситуации: я любила свою работу, но ненавидела рабочую обстановку.

Я работала невообразимое количество часов. Приезжала в больницу в семь часов утра. А уезжала, как правило, только в четыре часа дня, если не было никаких совещаний, которые проводились довольно часто. Я никогда не уходила на обед. Никогда не делала перерывов. Я брала работу домой; иногда я работала по выходным. Кроме того, я испытывала огромное давление и ужасный страх — моя специальность мало востребована, и рабочих мест не было. Я никогда не хотела заниматься общей практикой и желания проходить еще одну ординатуру тоже не было.

Невзирая на боль, каждый понедельник в семь утра я приходила на работу, ни разу не опоздав. Я никогда не брала больничных. Не хотела давать им лишний повод избавиться от меня. Им не к чему было придраться. Я оказалась на распутье. Я безумно хотела уволиться, но не знала, куда податься после этого».

Магда родилась в послевоенное время, в лагере для беженцев в Восточной Европе. Ее родители, уроженцы Польши, пережили холокост. Этот опыт повлек за собой вторичную травматизацию. Магда всегда несла тяжкое бремя вины и ответственности за страдания своих родителей и трудности, с которыми они по-прежнему сталкивались. Она приняла решение заняться медициной исходя не из личных предпочтений. Оно было продиктовано стремлением реализовать потребности и ожидания родителей, а также ослабить их обеспокоенность относительно ее будущей жизни.

«Если говорить о моих врожденных способностях, то мне отлично дается изучение иностранных языков и объяснение материала. Если бы я могла свободно выбирать, то никогда бы не пошла в медицину. Честно говоря, я очень многое ненавидела в медицине, но мне пришлось отрицать это.