Когда темные боги шутят

В этот момент лампада на столе вдруг мигнула и погасла, погрузив кабинет в кромешную тьму. Погасла мгновенно, словно порыв ветра задул слабо тлеющую свечу. В тот же миг откуда-то снизу донесся звон бьющего стекла, сдавленный вскрик, в котором я, к собственной досаде, узнал голос Гуна. А потом Уэссеск поднял голову и, уставившись на меня расширенными глазами, едва слышно прошептал:

– Проклятье, Рэйш… еще слишком рано! Неужели я неправильно рассчитал время?!

Но мне уже было не до чужих переживаний: молниеносно провалившись на темную сторону, я сиганул в первую попавшуюся дыру в полу, про себя удивляясь тому, что здесь до сих пор не появилось ни одного гуля. Приземлившись в какой-то комнатушке, вихрем вылетел через пролом в некогда прочной стене, мысленно вспоминая, успел ли я поклясться Йену, что верну ему подающего надежды сотрудника живым. Ворвался в холл, на ходу поднимая руку с клубящейся в ней Тьмой…

И как раз успел увидеть, как на поверхности стоящего в углу напольного зеркала исчезает бездонная черная воронка, в которую что-то с неумолимой силой утягивает разинувшего рот в беззвучном крике Родерика Гуна.

Глава 12

Обычно Тьма высасывает из человека душу так стремительно, что простой смертный может выжить в ее объятиях лишь на протяжении нескольких ударов сердца. Поэтому я ни мгновения не раздумывал, прыгая вслед за Гуном и грубо проламывая тонкую ткань между мирами.

Уэссеск правильно рассчитал, когда пригласил нас обоих. И почти безупречно провел свою партию, рассчитав ее как по нотам. Всего одно-единственное резкое слово… или жест… или любой другой повод для неудовольствия, данный нами по незнанию, и он победил бы во всем.

Но я не дал ему такого шанса. По крайней мере в отношении себя. А вот о Родерике, увы, подумал слишком поздно. Не учел его темперамента. И теперь был вынужден исправлять ошибку, рискуя потерять и без того невеликое преимущество.

Оказавшись на темной стороне, я увидел его сразу – застывшего на лютом морозе, посиневшего и уже начавшего покрываться тонким слоем серебристого инея. Жизнь в парне едва теплилась, когда я с ходу врезался в него, сбивая с ног. Торопливо рухнул сверху, пробивая нашими телами в истончившейся границе вторую дыру. Ругнулся, вывалившись уже в реальном мире и больно ушибив плечо. Затем приложил пальцы к холодной коже на шее Родерика. Коротко выдохнул. Поднялся. И, кинув на замерзшего до полусмерти, но все же слабо дышащего парня оценивающий взгляд, тут же шагнул обратно. Успев по пути прихватить чужой кинжал и с мстительной усмешкой проследить за градом осколков от разбитого зеркала.

Палач если и удивился исчезновению добычи, то виду не подал – так и стоял неподалеку, задумчиво водя по воздуху верхними конечностями и осматриваясь по сторонам. При виде меня с места не сдвинулся. Рычать не рычал. Только голову повернул на шум и неторопливо переступил лапами по хрустящему насту, словно раздумывая, его я клиент или же нет.

Выглядел он, надо сказать, весьма внушительно. И в чем-то его облик мне даже понравился. Конечно, для твари с телом паука и человекоподобным туловищем это – не слишком точное определение, но с ходу было сложно разобраться, что же он такое. Восемь многосуставчатых ног, способных изгибаться под невероятным углом и заканчивающихся когтистыми лапами; бочкообразное туловище, покрытое короткими, плотно подогнанными друг к другу бурыми волосками; ровный частокол коротких игл, идущий вдоль хребта до самого затылка; хорошо развитый мужской торс с мертвенно-бледной, покрытой тонкими полосками шрамов кожей, толстой шеей и двумя парами конечностей, одна из которых имела длинные, по-паучьи гибкие пальцы с костяными наростами на костяшках и локтях, а вторая… верхняя… заканчивалась еще более длинными костяными наростами, похожими на лезвия секир. Большая, полностью лишенная растительности голова с двумя затянутыми мутной пленкой бельмами на месте глаз. Широкая сетка красноватых прожилок, раскрашивающая морду и туловище причудливым рисунком. И наконец, плотно сомкнутые, ярко-красные, словно вымазанные свежей кровью губы, которые при виде меня дрогнули в подобии улыбки… видимо, создатели Палача обладали извращенным чувством юмора, раз их детище могло позволить себе приветствовать жертв подобным образом.

И все бы ничего, если бы на загривке твари я не обнаружил висящие на иглах пропавшие головы убитых. Вернее, это были не совсем головы, а, скорее, содранная с них кожа. Пустые, бессильно обвисшие маски, тщательно выделанные скальпы с развевающимися гривами волос и провалами глазниц. Жутковатые трофеи, один из которых Палач легко снял одной из нижних рук и водрузил себе на голову, закрыв мерзкую харю чьим-то лицом.

Меня передернуло, когда сквозь дыры в коже проступили мутные бельма мертвеца. А тварь, изучив меня повторно, бесстрастно выдала:

– Не виновен.

И равнодушно отвернулась.