— Сегодня? — он обнял ее. — Кажется, ты была здесь всегда.
Она привалилась к нему.
— Год, а столько всего произошло. Невероятно.
— Потому что ты сама невероятная.
Она потерлась об его щеку и поцеловала в висок.
— У меня был сын и баб Маша с дедом Мишей. Они мне вправду родные. Так естественно обо мне заботились после смерти бабушки, что я их не воспринимаю просто как соседей. Они же совсем одни. Мы с Илюшкой стали для них внуками. А теперь, — ее взгляд затуманился, и он обнял Наташу крепче, — у меня есть такая большая семья. Всем есть в ней место, и все мне очень дороги. И именно ты даешь мне такое счастье.
Она обвила руками его шею.
— Не зря год назад я скрестила пальцы, загадывая перед собеседованием, чтобы всё получилось.
— Наташ, я, кажется, влюбился.
Она прекратила нарезать яйца для окрошки, подошла к нему, непроизвольно поглаживая свой заметно округлившийся животик, и внимательно посмотрела в глаза Алексею.
— Это же здорово!
Он оставался серьезным.
— Я ещё не решил…
Она накрыла его руку своей.
— Разве кто-то требует от тебя решение? Чувства не решают, они приходят. Нас не спрашивают.
Он слушал. Молча.
— Лёш, не гони себя. Дай сам себе время прочувствовать. Не тут, — она дотронулась до его лба. — А вот тут, — она легонько ткнула его в грудь.
Он криво улыбнулся.
Ювелирная фотосессия имела успех. Наталья отметила один снимок, на котором ее шаль была скреплена необычной брошью, напомнившей ей воплощение подобной вещицы из прочитанного в студенчестве фантазийно-исторического романа. И сама не заметила, как втянулась в обсуждения с Юрием Вадимовичем новой коллекции по тематике старинных фамильных украшений, выискивая описания таковых в художественных произведениях, не повторяющих настоящие семейные реликвии, но, при реализации задуманных идей, претендующих стать именно ими. Она продолжала заниматься текстами, перейдя от просто коррекции к рецензированию и получив повышение с возможностью выбирать авторов для дальнейшей работы. Оба направления деятельности ей были интересны. К тому же, свободный график позволял оставаться дома и в первую очередь посвящать время своей разрастающейся семье.
Наташа кормила дочку, уединившись с ней в спальне. Денис с мальчиками встречали внизу прибывающих на празднование первого месяца гостей. Они отмечали каждый месяц до годика Максима большой семьей. И продолжили традицию далее. Она рассматривала маленькое причмокивающее чудо в своих руках. Никто, кроме нее, не верил, что будет девочка. Она смеялась над тем, как долго они пытались её зачать.
Денис тихонько вошел к ним. Присел рядом на кровати. Положил ладонь на колено жены и усмехнулся, увидев, как маленький спящий ротик вдруг усердно заработал, словно показывая, что ни с кем, даже с ним, не собирается делится.
— Все собрались, — прошептал он.
Наташа кивнула.
— Дашута будет самой избалованной девочкой на свете, — он подмигнул дремлющей малышке. — Хоть объявляй соревнование, кому первому ее держать, кому качать, кому менять памперс.
— Она родилась и будет расти в любви. Всеобщей. А любовью испортить невозможно, — она погладила его по руке.
— Мама всерьез обсуждает с дядей Петей вариант поселиться в их гостевом домике.
Наташа усмехнулась.
— Я сначала переживала, как мальчишки примут девчонку. Они покровительственно отнеслись к Максимке. Он вообще всех нас еще больше связал и сделал меня мамой Марка, а тебя — папой Ильи.
Денис переплел их пальцы.
— Они ее боготворят, ты же знаешь.