Когда-то был Апрель

Апрель протянул руку и проник в грудную клетку. Он не тревожил и без того повреждённые сердце и лёгкие. Сделав всего шаг, яркий фантом очутился внутри тела и попробовал управлять им.

Сначала зашевелились пальцы, затем вздрогнула голова. Апрель поднял человека на ноги, словно куклу, управляя ею мистическими нитями.

— Как же беззащитен землянин, — понял Апрель. — Человек слаб… он так хрупок…

— Беззащитен, если некому его защитить, — ответил призрачный осьминог. — Посмотри, что осталось от души. Она чуть жива… Я отпускаю Володю. Он должен уйти.

Апрель снова присел в кресло и вышел из тела.

Голубоватое существо висело в воздухе рядом, а Володя оживал, просыпался. Заштрихованная душа собиралась рваными отрезками и кривыми петлями в солнечном сплетении. Каждая чёрточка оживала, группировалась, превращаясь в нечто бесформенное и отталкивающее. Человек вздрогнул, затем поднялся и вытер вспотевшие ладони о свитер.

— Достали вы меня… просто достали… Где мои джинсы, твари?

— Они в уборной, — тихо ответил Апрель. — Они ещё не высохли…

— Мне плевать, — махнул тощей рукой человек.

Через минуту парень вышел из уборной.

— Дайте мне сдохнуть спокойно, демоны вы адские… — простонал он, глядя то ли на Апреля, то ли на осьминога, который так и парил рядом со Светлым. — Не ходите вы за мной, не летайте… отстаньте от меня. Отпустите меня...

Наркоман хлопнул дверью, выйдя из номера.

Тяжело вздохнув, Апрель почувствовал, как мир вернулся на прежний уровень. Но главное, он продолжал видеть и слышать парящего призрака.

— Теперь ты можешь смело сразиться с Серым. А я помогу, — дирижировал невесомыми конечностями осьминог. — Осталось встретиться с ним и, не выпуская из тела, сжечь паразита. И не забудь включить печку.

— Какую ещё печку? — шевельнул бровью Апрель.

— Ну или зажечь свечку… Да шучу я… шучу… — негромко рассмеялся осьминог по имени Вова.

Глава 29

Глава 29. Май 1945 года

В поверженном Берлине ночь. В доме недалеко от рейхстага, в комнате на третьем этаже горели свечи, тихо играла музыка, плывущая из скрипучего граммофона, и пели исключительно по-русски.

В форме майора «Смерша» Милош сидел на стуле у пианино. Не поднимая крышки, учёный слав поглаживал отполированный инструмент, насвистывая мелодию «Катюши». Беркут с капитанскими погонами на плечах развалился в глубоком кожаном кресле, держа в руке полный бокал красного вина. Рядом на широкой кровати спали две молоденькие немки — под одеялом, не раздеваясь, в нарядных платьях.

— Всё-таки люди удивительные существа. Зачем он стрелял себе в голову? Никогда не приму самоубийство, — сказал Милош.

Осторожно он поднял крышку и будто нехотя коснулся пальцем чёрной клавиши. Но клавиша промолчала. Боковая часть пианино была изрешечена пулями.

Вечером комнату пришлось отбивать у сумасшедшего. Обезумевший немец, отец спящих девушек, палил из пулемёта во все стороны, чуть не попав в собственных дочерей. Беркут не хотел убивать хозяина, немец сам выстрелил себе в лицо из пистолета, когда понял, что проиграл сражение, пустив патрон в переносицу.

— Фанатик, — заметил Беркут и посмотрел на входную дверь.

Послышались торопливые шаги. Кто-то бежал по лестнице вверх. Через секунду раздался тревожный стук. Беркут поднялся с кресла и открыл дверь. За порогом стоял солдат лет двадцати пяти — хотя кто сейчас разберёт возраст солдат, война ускорила время, быстро превращая мальчишек в мужчин.

— Тебе чего? — спросил Беркут у запыхавшегося бойца. Он сразу узнал парня. Светлый хорошо помнил это лицо. Сама судьба свела с ним.

— Товарищ капитан, — тихо заговорил рядовой. — В доме через дорогу, в подвале немцы. Я им кричу — хенде хох, а они не выходят.

— Ты безоружный, что ли? — сердито щурился Беркут. — Гранаты у тебя для чего? А голова зачем? Предложи им сдаться, если не подчиняются, кидай смело гранату…

— Да там не солдаты! — перебил офицера рядовой. — Там дети… совсем маленькие. Они плачут. Иначе бы я сразу, как учили: гранату и очередь, и добить.

Большими глотками капитан Беркутов допил вино.

— Ладно, пошли в твой подвал. Ты только не ори, а то всех разбудишь.

***

Было темно. Вся улица завалена кирпичами, обломками мебели и кусками арматуры. Чуть впереди виднелась огромная баррикада из бетонных плит и металлических листов, свалившихся с крыш. С другой стороны дороги дымился сгоревший «Тигр». Трупы ещё днём убрали, но запах остался. Пять дней назад здесь лилась кровь. Здания были разрушены почти целиком. Выстоял только один дом, где и поселился Беркут. Светлый выбрал лучшее жильё для ночлега. Потому что заслужил, как никто другой.

— Давай показывай, где твои немцы, — всматриваясь в темноту, сказал капитан.

— Мы вдвоём пойдём? — удивился солдат.

— Не доверяешь мне?

— Нет, я доверяю, но вдруг нарвёмся на засаду.