В последнюю ночь я проснулась в поисках Джеймса. Я не покидала комнату, а лишь смотрела в окно, когда утреннее приветливое солнышко сменилось темным сумраком прохладной ночи. Было около полуночи, когда до меня донесся звук открывшейся входной двери. Скинув тяжелый плед, я спустилась по лестнице со своего святилища. Не отрывая от меня взгляда, муж застыл в прихожей с суровым выражением лица и сжатыми губами.
— Где ты был? — просто спросила я, без нотки обвинения; интонация, как и мой дух, была мертвой и безликой.
— Ты знаешь, где. — Его руки были опущены и прижаты к телу, шляпу он сжимал в кулаке, когда в одном предложении выложил всю правду.
Его слова огорошили меня, сердце заколотилось о ребра, а рука крепко ухватилась за перила лестницы.
— Ты бросаешь меня.
На его лице промелькнула боль.
— Ты давно покинула меня, еще в тот день на пляже, бросила в одиночку оплакивать вас обоих. Я больше не буду этого делать, Лизи. Не могу и не стану.
Дыхание оборвалось, а потом вылетало из губ горячим потоком.
— Что теперь будет со мной, Джеймс?
— Твоя судьба в твоих руках. Распоряжайся жизнью на свое усмотрение, но ты уйдешь отсюда и больше не вернешься. — Он снова надел шляпу. — У тебя есть неделя. Я договорился о переезде с твоим отцом. Я больше не могу… — дыхание перехватило, не дав ему договорить, и Джеймс сглотнул. — Ты не оставила мне выбора.
Я шагнула на ковер, протягивая к нему руку, пытаясь прикоснуться. Если бы только мне это удалось, если бы я могла до него дотянуться, если бы только…
Но Джеймс отступил на шаг, держась от меня на расстоянии. Моя рука упала. Сжав в кулаке сорочку, я не спускала с него глаз. Возможно, это иллюзия или игра света, но через пелену слез, застилавших глаза, мне показалось, что его взгляд смягчился, когда он смотрел на меня через разделяющую нас пропасть. Но через мгновение точеные черты лица, которое я так сильно любила, разгладились. Джеймс повернулся и открыл дверь, на миг задержавшись на пороге, а потом вышел и закрыл ее за собой, тем самым аккуратно перерезав связующую нас нить.
Единственным звуком, нарушавшим гробовую тишину, было тиканье старинных часов, стоявших в углу около двери. В тот момент, когда умер Генри, моя жизнь закончилась, но я была привязана к земле своим телом, которому было уготовано одинокое существование. Мой дом и жизнь, которую я знала, любимый мужчина и драгоценный ребенок… навсегда утрачены. Я была пленницей каждого своего вздоха.
Протяжный бой курантов пробил полночь, и с каждым ударом я шагала вперед. Коснувшись холодного металла дверной ручки, я повернула ее, открыла дверь и, переступив через порог, захлопнула с большей силой, чем рассчитывала. Потом открыла калитку и направилась в город. Хлопковая сорочка липла к ногам, тонкая ткань не могла защитить от холода. Но я чувствовала лишь боль, пронизывающую каждый миллиметр моей кожи и истязавшую душу.
Перед моим взором стояло лицо Генри. Мое дитя. Я видела, как он бежит впереди меня вверх по извилистой лесной тропинке. Той ночью я последовала за ним и пришла туда, куда он меня привел.
Прислушавшись, я услышала разносившийся ветром голос Джеймса.
Я чувствовала соленый запах океана, ощущала соль на своей коже, потоки холодных и горьких слез. Наблюдала, как в ночи мелькает свет на башне маяка. А потом снова увидела Генри. Улыбаясь, он протягивал ко мне руки и звал к себе. Я сделала шаг, потом еще один. А потом ощутила в своих объятиях тельце сына, окунулась в теплоту его любви, даже когда мир пошатнулся и меня подхватил ветер, я будто раскинула руки и взлетела. Когда скалы и море были уже близко, я закрыла глаза
КОНЕЦ