“КОГДА ТРУБАЧ ОТБОЙ СЫГРАЕТ…”

И запретительство, оказывается, живо. И начальства стало больше, потому что оно в публику перешло… Оно запрещает верить не только каждому в свой идеал, но и в то, что идеалы преждебыли! А ведь были! Раз доходило до гибели за них – значит были. Можно по-всякому относиться к старинному (еще от Кампанеллы идущему) идеалу, но как не заметить, что одни его, этот идеал, последовательно губили, а другие – за него гибли; что между теми и этими была (и осталась!), так сказать, разница?! Заметим ли мы это сами, или нового Гюго будем ждать? Можно, конечно, весь драматизм былого свести к пародии да потехе… Но тогда уже надо быть последовательными и честно спросить себя: как посмотрели бы на это Назым Хикмет, Аркадий Гайдар, Луи Арагон?…

Песня Булата Окуджавы, обращенная, вроде бы, к себе – к лирическому герою – на деле может считаться посвящением погибшим бойцам и, в особенности, бойцам, унесшим с собой пожелание: “Если смерти, то мгновенной”. Так или иначе, а нам – не можно спрашивать с людей по всей строгости закона еще и за то, что они… погибли (спрашивать за то, что погибли “не за то”)!

Неужели лишь только тогда, когда “люди гибнут за металл”, они заслуживают сочувствия? Неужели только тогда к ним и склоняться можно, и полковым (а какого полку?) знаменем укрывать можно, и, одним словом, воздавать им (как тому мартовскому снегу из другой песни Окуджавы) “генеральские почести”?

Не обращайте вниманья, маэстро,

не убирайте ладони со лба.

3-5 марта 1994