— Как... забили?.. — едва слышно промолвила девушка.
— Так, приходили... Говорили...
— Тётя Маша! Разве так можно?..
— А мне что? Они сами пришли, предложили... Я цену не называла.
В душе гостьи хаос, смешение чувств. Она поняла, что случилось. Глаза заполнились слезами, губы задрожали, лицо побелело. Едва подбирая слова, она только и смогла спросить:
— Что, уже приносили?
— А я что? Они сами... Вон ноги на холодец, язык... Голову принесли целиком, тут, говорят, недалеко. Косой смеётся: «Смотри, тётка, какие краски, я специально принёс посмотреть». Мне что? Они несут за спирт. А мне куда деваться? — оправдывалась Машкалейка.
— А где... — едва выдохнула Валя. — Где голова?!
— Вон, в сенях...
Мария Петровна пошла на улицу, молодая соседка за ней. Там женщина сдернула со стола грязную тряпку. Валя увидела голову своей подруги маралушки Сони — маленькое, лопоухое создание, которое девушка так любила ласкать и гладить своими руками. Когда-то окрашенная в три броских цвета головка, сейчас была в пятнах крови. Наполовину прикрытые, стеклянные глаза смотрели прямо на кормилицу. В них отразилась мучительная боль: «Зачем же вы так, люди? Я вам доверилась...»
— Как же так... Тётя Маша?! — Валя в ужасе попятилась назад.
Машкалейка, понимая, что с девушкой происходит что-то непонятное, хотела успокоить её, протянула к ней руки:
— Так я что? Мне принесли, я просто взяла...
Валя отстранилась, с холодным лицом, свинцовым взглядом посмотрела на женщину так, будто она была главным виновником смерти Соньки. Презрение, отвращение, желание возмездия слились в один прочный ком. И было в этом взгляде столько силы, что Мария Петровна, в страхе хватаясь руками за стол, попятилась, прижалась к стене:
— Ты что это... Валька? Брось... Не дури...
Валя не думала изливать свою боль на женщину, хотя знала, что доля её вины есть. Она поняла, кто был палачом. В данную минуту видела перед собой усмехающееся лицо Косого, в котором не было и тени сожаления о происходящем. Она ненавидела это лицо, и в это мгновение желала только одного. Неукротимая волна мести заполнила её возмущённое сознание. Ещё не представляя, что может сделать, Валя выскочила из дома Даниловых, побежала по улице.
Торгашка, глубоко вздохнув, справившись с чувствами, шагнула в дом:
— Рита! Вставай, одевайся, беги к Сухановым, скажи, что-то с Валей происходит. Как бы чего не натворила...
Прошло не больше двух минут, как Валя ворвалась в дом Лузгачёвых. Желая встречи с Косым, девушка схватила первое, что ей попалось под руку во дворе. Это была старая деревянная лопата, которой Толик когда-то откидывал снег.
Увидев соседку с оружием в руках, хозяйка дома восприняла это как «очередной привет с большого бодуна». Проворно вскочив с дивана, Надюха спряталась под кровать в соседнюю комнату, ожидая, что будет дальше. Без всяких приветствий соседка осмотрела комнаты, откинула покрывало:
— Где Косой?!
— Дык... В тайгу с утра ещё ушли... — высвечивая синим лицом, выглянула из-под кровати хозяйка дома.
— На Осиновую гору, за маралом?!
— Да. Сказали, ещё бык стоит... Надо и его прибрать, пока другие...
— Когда придут назад?
— Сказали, к вечеру, — заикаясь, пролопотала Надюха и, наконец-то узнав Валю, робко полезла на белый свет. — Ой, Валюха... Это ты? Что-то я тебя сразу не признала. А ты что это с лопатой?!
Валя ничего не ответила ей, а так же, как и вошла, быстро выскочила из избы, бросила у крыльца лопату и, захлёбываясь слезами, побежала домой. Горечь, боль давила бременем: им мало матери и дочки, надо убить отца! Где-то глубоко, в подсознании, теплилась надежда: если поспешить, то можно успеть!
Бабушка Тамара встретила внучку на кухне, всплеснула руками:
— Что с тобой? Слёзы, как у белуги! Обидел кто, или ударил?
— Нет, бабушка, никто не обидел. Всё нормально, пусти, потом объясню... Где отец?
— К Мешковым ушли на поминки. Я тебя жду, вместе пойдём?
— Ты, бабуля, иди, я потом догоню...
Старушка заподозрила что-то неладное, сделала вид, что одевается, а сама украдкой стала наблюдать.
Та прошла в свою комнату, быстро, по-таёжному, переоделась, прошла в спальню к родителям. Там за шифоньером всегда стоит ружьё отца, оставшееся от деда. Когда-то Иван Фёдорович учил дочку стрелять, теперь навык ей может пригодиться.
Бабушка округлила глаза:
— Ты это куда?
— На гору пойдём... С Сашей. Пострелять, — соврала Валя, решаясь на отчаянный шаг.
— У отца спросила? — указывая на ружьё, заволновалась бабушка.
— Да. Он разрешил...
Бабушка Тамара молча отступила в сторону: если это так, тогда другое дело. А сама, сомневаясь в причине ухода внучки, поспешила к соседям. Она видела, как Саша проходил к Мешковым, а назад не возвращался.
Валя не стала долго испытывать время, быстро выставила лыжи на запорошенную лыжню, закрепила юксы, вскинула ружьё на плечо, зашагала знакомой тропой. Она точно знала, куда идёт, была уверена, что сделает. Сейчас, в минуту слепой ярости, не сомневалась, что убьёт Косого.