Когда цветут эдельвейсы

Пулевое отверстие в переносице было сквозным и просматривалось большой рваной дырой выхода возле левого уха. Скорее всего, оно и было причиной смерти.

«Но зачем? Когда? Кто? Почему?..» — крутились вопросы в Васькиной голове, но он не мог дать на них никакого определенного ответа.

«Только этого в моей жизни и не хватает! — с тоской посмотрев на останки, подумал охотник. — Стоит только передать по рации в контору, и прощай, охота. Начнется следствие, и еще неизвестно, чем и когда оно закончится. А ведь могут подозревать меня... Но почему никто не заявляет о потерявшемся человеке? Кто это? Как он здесь очутился?»

Отсутствие обуви на ногах натолкнуло на смешную версию: может быть, труп скинули сверху, с самолета или вертолета?

Васька закинул голову и посмотрел вверх: все сучья довольно разлапистого кедра были целы, а положение останков говорило о том, что если бы было падение, то труп никак не мог миновать векового великана, после чего бы последовал перелом длинных веток. Да и целостность скрепленного позвоночника и костей конечностей отклонила эту неправдоподобную мысль. А отчлененные руки, одну из которых притащила к избушке собака? Нет. Он был убит на земле.

— И что теперь будем делать? — спросил он у сидевшей неподалеку собаки.

Но на этот вопрос он уже знал ответ — во избежание лишних проблем останки надо закопать. Он один, собака говорить не умеет, а тайга большая! Никто никогда об этом не узнает! Вот только надо сходить за лопатой — не копать же руками.

Васька встал, привычно закинул за плечо карабин и, позвав за собой Волгу, пошел обратно к избушке, до которой было не более километра.

Взяв немного левее, он вышел на охотничий путик, по которому в прошлом году ходила Ольга, и неожиданно удивился: труп лежал в каких-то пятидесяти метрах от маршрута.

Этот факт насторожил и еще больше запутал. Василий остановился, перебирая в голове клубок путавшихся мыслей, но, не допуская назревавшее предположение, отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

Глянув на быстро падающее к горизонту солнце, Васька посмотрел на часы и, присвистнув от удивления, заторопился по натоптанной тропинке...

...Поздний вечер холодом тянущего с белков ветерка окутал потемневшую тайгу, легким дыханием подготавливая место для надвигавшейся черноты ночи. Безлунное, но звездное небо очистилось от редко бежавших облаков, предсказывая первоосенний заморозок — первый признак близкой многоснежной зимы.

Васька поежился от мысли о леденящем серебристом инее, который падет к утру на этот дикий край, передернул плечами и, в последний раз окинув чистый звездопад Млечного Пути, нырнул в дверной проем хорошо натопленной избушки.

Усевшись на край нар, закурил на сон грядущий. Вслушиваясь в звуки булюкающего на стене радиоприемника, медленно блуждал взглядом по бревенчатому срубу родной хаты и мысленно вернулся к закопанному сегодня человеку. Догоравшие в печи дрова бросали на потемневшие от времени стены блики рубинового пламени, просвечивавшие сквозь редкие и узенькие щелочки. Лишь одна дырка, свидетельство высокой температуры огня, ярко светила в прогоревшем железе, гоняя по помещению светлый луч.

«Ничто не вечно, — почему-то подумал Васька, — всему приходит конец! Что эта жестяная печка, что человек — все смертны! Умрет человек — закопают, прогорит печь — выкинут!»

Метавшийся по избушке отсвет пламени притягивал внимание и будто звал к разговору, стараясь отвлечь охотника от тяжких дум.

Затормозив взгляд на дружески подмигивающем в дырку огоньке, Васька почему-то засомневался, что боковое отверстие — след огня. В первую очередь прогорает верхняя часть... Да и печка не старая — отработала лишь пару сезонов.

Приблизился поближе — да это же след от пули!

Что-то дрогнуло внутри, комок горечи подкатился к горлу...

Стал внимательно рассматривать дверь, стены и нашел то, что искал: несколько хорошо замазанных землей пулевых отметин дырявили дерево насквозь!

Испарина выступила на лбу... Почему-то вспомнилась гильза, найденная в калоше, странно исчезнувшая обойма от карабина... И вдруг до него дошло!

Он понял — понял все!

2

Быстро перебирая ногами по бетонным ступенькам лестницы, Васька спустился с перрона на привокзальную площадь и уверенными шагами направился к своей «Ниве», стоящей в гордом одиночестве на стоянке. Позвякивая связкой ключей в такт ходьбе, думая о чем-то приятном, он улыбался уголками губ, скрытыми за небольшими стрелочками аккуратно подбритых острым лезвием усов.

Изредка бросая косые взгляды на редких в этот будний день пассажиров, спешащих к маршрутным автобусам, он старался отыскать знакомые лица людей, которые могли бы стать попутчиками.

Смирившись с мыслью о поездке в одиночестве, о чем он не слишком-то переживал, Васька подошел к машине и задержался на несколько секунд, открывая дверь. Торопливый цокот каблучков, а затем и приятный девичий голос заставил обернуться:

— Вы случайно не в город едете?