Когда цветут реки

Это были длительные сигналы труб и механический стук барабанов. Эти звуки шли из иностранного сеттльмента. Там высаживалась французская и английская морская пехота.

Ю однажды видел заморских дьяволов с городской стены. Они вели себя так, как будто никакой войны не было. Они маршировали на виду у защитников Шанхая красивыми прямоугольниками. Их военная музыка звучала пронзительно. В скачущем ритме их марша колыхались плоские штыки и медные блестящие трубы. Впереди реяли пестрые красно-синие флаги. Они шагали по китайской земле уверенно и четко, как у себя дома на параде. Ю ясно видел их синие шапочки с помпончиками и золотые наплечники офицеров.

— Это и есть американцы? — спросил Ю у одного из защитников, который мрачно глядел на это эффектное зрелище, опираясь на свое длинное кремневое ружье.

— Нет, — ответил тот, — американцы не высаживались. Они не любят музыку. Они возятся с пушками.

— А много у них пушек?

— Много. Вот они..

Защитник указал на рейд. Там на американских кораблях люди, как муравьи, кишели на верхних палубах. Ю увидел черные жерла орудий, направленные на стены Шанхая, прямо на него, на Ю. Он сделал неловкое движение, как будто собирался спрятаться за выступ стены. Защитник презрительно усмехнулся.

— Не бойся, — сказал он, — они пока не стреляют.

— А если они начнут стрелять?

Защитник ничего не ответил.

Утром 17 февраля 1855 года Фу ушел из лавки и долго не возвращался. К середине дня Ю, сидевший в лавке, услышал далекие заунывные звуки европейских горнов и затем глухой повторяющийся гул.

Раздался резкий свист и грохот взрыва. Европейцы открыли артиллерийский огонь.

Французский адмирал Ла Герр отдал приказ «покончить с беспорядками в Шанхае, нарушающими нормальную торговлю порта».

Когда Ю вышел на улицу, еще одна бомба разорвалась по соседству и разнесла в пыль четыре лавчонки.

Ю забежал за угол, и перед ним открылся рейд с рядом черных кораблей. Сверкали яркие вспышки огня.

Облака дыма поднимались до верхушек мачт, а под ними полоскались по ветру пестрые иностранные флаги.

Несколько мгновений Ю оторопело смотрел на это зрелище, а потом бросился бежать.

По дороге он встретил старшину шелкового ряда Чжу И.

Старик шел, размахивая руками, и не переставая повторял одно и то же:

— Нейтралитет! Они сказали, что не будут стрелять! Они сказали! Это ошибка! Ошибка!

Два стрелка вежливо попросили его вернуться в лавку. Они несли ящики с патронами. Недалеко громыхнул еще один взрыв.

Бомбы рвались в густонаселенных китайских кварталах, поднимая в воздух тучи песка, щебня, обломки домов и куски человеческих тел. Ю спрятался в погребок, где Фу раньше держал деньги и оружие. Это был почти тайник.

В этом погребке мальчик просидел двое суток без еды Он пил только воду, которую Фу заботливо заготовил «на всякий случай» в огромном кувшине.

Ю с ужасом прислушивался к стрельбе и крикам наверху. Он ничего не знал. Не знал он, что защитники Шанхая прорвали кольцо осаждавших и покинули город. Не знал он и того, что цинские войска вступили в город и теперь возвращали с лихвой то, что они потеряли за много месяцев.

В течение трех дней было убито около десяти тысяч человек.

Когда шум, раздававшийся сверху, несколько затих, Ю пробрался в лавку. Помещение было разграблено. Первое, на что наткнулся Ю, выйдя на улицу, был труп старика Чжу И, разрубленный почти пополам. Он лежал у самых дверей.

На улице валялось еще несколько трупов мужчин и женщин. Целые кварталы превратились в черные, дымящиеся развалины. Сквозь обгорелые балки Ю увидел рейд с четким строем европейских кораблей. Там стучал барабан и пели горны.

Ю стиснул зубы. Страшные события последних месяцев сделали его угрюмым и замкнутым, но тут какая-то странная, небывалая волна ярости поднялась к его горлу и охватила словно огнем. Он сжал свои исхудалые кулачки и протянул их к рейду.

Ю не умел ни ругаться, ни проклинать. Он молча потрясал кулаками и топал ногами. Все его маленькое тело дрожало. И вдруг что-то зазвенело под ногой.

Это был серебряный доллар.

Мальчик вспомнил отца Салливена и Сиккавейскую общину — единственное место, которое маньчжурские черти не могли тронуть…

Несколько минут он колебался. Ему казалось, что он обожжется, если возьмет этот доллар в руку. Этот доллар был хуже змеи.

Но все-таки Ю взял его. Спустя минуту он бежал по безлюдным улицам Шанхая, заваленным трупами.

Кругом было пусто. На мосту Пагод, где в клетках были вывешены отрубленные головы, мальчика вдруг окликнули:

— Иисус-Мария! Маленький китайский мальчик! А где же господин Фу?

Ю обернулся. Отец Салливен возвышался на мосту в своей сутане и, как всегда, был в самом прекрасном настроении.

— Как тебе нравятся эти украшения? Куда ты направляешься? Вышел подышать воздухом? Прекрасная погода, в самом деле… Где же все-таки Фу? Исчез? Пропал?.. А, понимаю… Может быть, его уже нет на свете? Впрочем, господин Фу, кажется, не из тех людей, которые легко дают себя обидеть. Да что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь!

Ю без слов показал ему доллар. Патер улыбнулся: