Когда цветут реки

Ю обиделся. Всю жизнь ему приходилось терпеть щелчки и побои, но выносить грубости иностранца было вдвойне горько. Ю даже попытался лягнуть ногой это порождение злых сил, но до этого не дошло, потому что его коса неожиданно перешла в цепкие руки Фу.

— Как ты здесь оказался? — грозно спросил Фу. — Разве ты не знаешь, что моим слугам запрещено разговаривать с иностранцами? Беги в лавку.

Лавка Фу ничем не отличалась от других лавок "китайского города". Это была небольшая каморка, широко открытая на улицу. Вырезанные из дерева вьющиеся растения, богато вызолоченные, образовывали внутри лавки алтарь, в середине которого возвышалось в золотой раме размалеванное изображение бога войны. Перед ним горели лампады и красовались букеты бумажных цветов.

С утра Фу усаживался за лакированный столик. Щелкали маленькие китайские счегы, разделенные посредине планочкой; на них считают одновременно с двух сторон.

Улица врывалась в лавку. Колбасник зазывал прохожих, трубя в раковину. Нищие монотонно пели. Стучали игральные кости. Напротив лавки, под раскрашенным зонтом, чтец, бывший студент, гнусаво читал вслух "Историю трех царств"[27]*'. На дворике перед храмом богини Милосердия располагался продавец сластей с поджаренными земляными орехами, бананами из Кантона, ананасами, арбузами, разрезанными на мелкие кусочки, и плитками пастилы. Проходили крестьяне с бамбуковыми коромыслами, буддийские монахи с бритыми головами, торговцы-разносчики., актеры, колдуны и бродяги. Иногда гремел гонг и появлялся поезд чиновника; впереди — глашатаи с хлыстами в руках, в высоких конических шапках. Несколько слуг несли цепи — явный знак власти. Затем в паланкине с восемью носильщиками проплывал вельможа с надменной физиономией. Все прятались по лавкам. Никто не смеет находиться на улице, когда несут вельможу. И, только лишь паланкин скрывался за углом, снова поднимался шум и шепотом сообщалось: тайпины скоро будут в Шанхае…

На рынке у реки Хуанпу все гудело слухами. Рассказывали о каких-то подметных письмах, которые передавались из рук в руки, из лавки в лавку. Караулы зорко оглядывали лодочки, стайками шнырявшие по реке, Вчера правитель области приказал казнить тридцать человек, подозреваемых в сношениях с тайпинами, и головы их висели в клетках на городской стене.

Но это никого не успокоило. Дело в том, что у горожан вдруг начали исчезать косы. Это происходило незаметно, большей частью на рынке. Легкий толчок в спину — и изумленно оборачивавшийся житель Шанхая оставался без косы. Сзади болтался жалкий пучок, рассеченный, по-видимому, бритвой.

— Это "Саньхэ", — говорили на рынке. — Это опять появилось "Общество Неба и Земли"… А может быть, это и "Малые Мечи"…

Правитель области издал приказ, в котором запрещалось говорить о тайных обществах. На следующий день на воротах его дворца появился огромный красный иероглиф, означающий "позор". Никакими средствами не удавалось его отмыть. Пришлось скоблить ворота.

В полутемных лавчонках и мастерских у реки целый день не прекращались шепот и возня.

Ю было запрещено выходить из дому. Он помогал Фу в лавке: доставал товар, развертывал перед степенными покупателями тончайшие шелковые ткани Кантона и Сучжоу и подавал чай. Часто разговор велся пот лунамеками. и тогда Ю приказывали убираться в заднюю каморку. Ю снова терпел щелчки и побои. Нельзя было сказать, чтоб Фу был добряк. Он отличался от покойного Ван Чао-.ли только тем, что бил не из любви к искусству, а за дело. Зато есть он давал меньше, чем "отец", — два раза в день крохотную шепотку риса.

Чаше всех в лавку заходил Чжу И, старшина шелкового ряда.

Он садился, степенно поглаживал длинный подбородок и подозрительно водил кругом своими хитрыми глазами.

— Стоит ли говорить обо мне? Я скромный торговец. Моя торговля ничтожна. Увы! Тайпины. как говорят, уничтожили таможенные заставы. Это поошряет торговлю. Торговля нуждается в поощрении. Можно. ли сказать, что шанхайские чиновники и правитель поощряют торговлю? Нельзя! Увы! Если так будет продолжаться, то мы разоримся. Одни подарки здешним чиновникам стоят больше, чем половина товара. Тайпины, как я слышал, не трогают купцов. Можем ли мы сказать про себя, что мы их враги? Нет! Мы не враги им. Я скромный торговец… Кто это там шевелится в углу?

Фу успокоил его.

— Это ничтожный мальчик с верховьев реки. Его деревня сгорела.

Ив этом нет ничего хорошего, — продолжал Чжу И. — Деревня сгорела — значит, сгорели и ткацкие станки и червоводни. Выгодно ли это нам? Нет! Это невыгодно. Я всегда на стороне тех, кто поошряет торговлю. Все на их стороне. Но разве я могу поклоняться какому-то "небесному отцу" и нести свое добро в общий амбар? Нельзя! Если это так, то я не могу сказать, что я на стороне тайпинов. Но я надеюсь, что они станут умнее со временем. Я просто скромный торговец… Кто там стоит у двери?