Когда ты будешь моей

— Еще в прошлом году, — пожимаю плечами. Коридор достаточно просторный, в нем полно места, света и воздуха. Но мне все равно нечем дышать. Сглатываю, сжимаю и разжимаю кулаки. Я ведь действительно верил в то, что между нами все изменилось! После того, как она кончила у меня на языке… Что еще мне было думать? Что еще мне, мать его, надо было думать?! Я поплыл, как последний дебил. Нафантазировал себе всякого. И только теперь понимаю, каким же был дураком.

— Проходи. Будешь завтракать?

— Нет.

— Кофе? — не сдаюсь я.

— Да, пожалуйста.

Мы такие показательно вежливые друг с другом, что от этой неискренности сводит зубы. И, думаю, не только у меня. Лишь Полинка весела и жизнерадостна. Скачет по коридору вприпрыжку.

— Марьяна, что происходит? — не выдерживаю я.

— Понятия не имею. Я возвращалась с работы, когда на меня налетели репортеры…

— Я не об этом!

Марьяна вздрагивает. Ведет пальцем по столешнице и, не глядя на меня, шипит:

— Не смей на меня орать! Ты пугаешь меня…

— Бред! Ты знаешь, что я никогда тебя не обижу! Больше нет…

Мне совершенно не хочется ругаться в присутствии дочери. Я оглядываюсь на нее, но, к счастью, Полинке совершенно не до нас. Она сидит на полу и старательно стягивает платье с новенькой куклы Барби. Понятия не имею, зачем Полинка каждый раз их раздевает. Она даже не пацан…

— Я не хочу это обсуждать, Демид!

— Но нам нужно это сделать. Так не может больше продолжаться!

— Не понимаю, о чем ты.

— Черта с два ты не понимаешь!

Злюсь! Злюсь так, что с трудом сдерживаюсь. Чувствую себя преданным и использованным. Не потому, что наш секс — это всегда игра в одни ворота. Тут в другом дело… Меня бесит, что она играет на моих чувствах. Сознательно и искусно. Сначала подпускает к себе, манит несбыточным, а потом идет на попятный, отвешивая мне пинка под зад. Когда это случилось в первый раз, я еще мог поверить в случайность. Но дважды… Нет уж, увольте.

— Я приехала, чтобы решить вопрос с прессой.

Марьяна все же поднимает взгляд, и то, что я в нем вижу, заставляет меня выдохнуть и притормозить. Задуматься о том, не мог ли я ошибиться. Она растеряна. Она так растеряна, что кажется, еще чуть-чуть, и сбежит от меня, роняя тапки. Выдыхаю и отступаю в сторону.

— Да. Я уже обсудил ситуацию с Норманом…

— Уже? Но… как? Я ведь хотела принять участие в разговоре! Меня это тоже касается! — заводится Марьяна.

— В этой ситуации действовать нужно было оперативно.

— Ладно, — Марьяна нерешительно соглашается. Я вижу, как в ней борются здравомыслие и обида. Первое побеждает. — Выкладывай, что вы решили.

Ставлю перед Марьяной чашку ароматного кофе и рассказываю ей все, как есть. Она задумчиво трет лоб, иногда хмурится, иногда, соглашаясь, кивает.

— Пресс-релиз — это…

— В нашем случае — что-то вроде официального комментария для прессы. Во избежание кривотолков. Ты же знаешь, как это бывает.

— Нет, Демид! Я не знаю. И знать не хочу. Но теперь ведь ничего не изменишь…

Марьяна встает со своего стула и подходит к окну. Она выглядит опечаленной. Да, пожалуй, это наиболее подходящее слово. Иду следом. Становлюсь за спиной. Марьяна медленно оборачивается.

— Ты выглядишь уставшей.

— Я после дежурства, Демид.

Киваю. На бледном от беспокойства лице круги под глазами кажутся особенно яркими. Протягиваю руку.

— Что?

— Пойдем. Я постелю тебе в гостевой.

— Я не собираюсь у тебя оставаться.

— Но хотя бы отоспаться после работы ты можешь?

— Лучше я это сделаю у мамы… — вяло протестует Марьяна.

— Да брось. Вдруг она не одна?

Марьяна морщится. Она явно не в восторге от личности ухажера матери, хотя мне он показался нормальным мужиком. Да и Полинке Воронов тоже понравился. С другой стороны, наверное, иначе быть не могло, учитывая какую роль тот сыграл в ее прошлом. Марьяна до сих пор остро переживает то, что случилось.

— Ладно. Пойдем. Мне нужно всего пару часов, чтобы прийти в себя.

Киваю. Толкаю дверь в пустующую спальню, захожу внутрь и сдергиваю покрывало. К счастью, кровать застелена. Я не зря плачу домработнице. Марьяна топчется у порога. Поверить не могу, что она до сих пор меня боится, но это так.

— Пойду, принесу сумку, — бросаю сухо и отступаю к двери. Я тоже не железный. У меня тоже есть пределы. И когда Марьяна начинает в страхе озираться по сторонам, она, сама того не замечая, испытывает их все сразу.

Неужели так будет всегда?

Сумка Марьяны валяется у двери. Я подхватываю ее и перед тем, как вернуться в спальню, заглядываю к дочке, но не нахожу ее у телевизора. Внутренне напрягаюсь, хотя и понимаю, что, скорее всего, она просто пошла за Марьяной. Так и есть. Полинка в гостевой. Стоит над спящей матерью, как приведение.

— Эй, — зову тихонько.

— Мама спит?

Перевожу взгляд на Марьяну. Она действительно спит, по-детски подложив руку под щеку. И усталость здесь ни при чем. Кажется, она может уснуть вообще, где угодно.

— Спит. Давай не будем ее будить, — легонько тяну Полинку за руку, а сам как будто не здесь. Память вновь утаскивает меня в не такое уж и далекое прошлое.