Когда ты рядом

— Ага, я понял. Намекаешь, что я старый для тебя? — пошутил Андрей. — А ты паспорт мой посмотри! Да что там паспорт? Я еще, как Зевс на колеснице, могу промчаться по коридору! Если, конечно, кто-нибудь сзади подтолкнет.

— Так что у тебя за предложение? — улыбнулась Даша вечному оптимисту.

— О твоих стихах говорит все отделение…

— Это не мои стихи. Я, к твоему сведению, бездарь. Ни одного четверостишия за свою жизнь не состряпала. Так о чем там еще говорит наше отделение?

— О том, как ты красиво и душевно умеешь их читать.

— Ты хочешь, чтобы я тебе что-то прочла?

— Все хотят, — вздохнул Андрей. — Я не против, чтобы ты лично мне читала их ежедневно, но это будет чистый эгоизм с моей стороны. Мы тут подумали и решили попросить тебя устроить литературный вечер.

Даша задумалась.

— И как вы это себе представляете?

— Предлагается такая программа. Учти, составил я ее сам, так что прошу учесть мои заслуги. Первое — объявление, вступительная речь; второе — выступает Даша с чтением лирических произведений; третье — художественная часть.

— И что в этой части будет?

— Будем готовить концерт. Пары песен, я думаю, хватит.

— Интересно… — задумчиво протянула Даша.

— Откроем двери всех палат, чтобы было слышно лежачим, а ходячие пусть не отлеживают бока, а выходят в коридор. Совсем уже обленились, — для виду пробурчал Андрей.

— И когда будет этот вечер?

— Да хоть сегодня! Голому собраться — только подпоясаться.

— Мне надо тетрадь из дому принести, подготовиться, — сказала Даша. — Я что, все наизусть помню?

— Думаю, завтра, в субботу, будет даже лучше, — согласился Андрей. — Вроде бы как выходной день, а то мы здесь так заработались…

— Андрей, — засмеялась Даша, — с тобой не соскучишься! А идея хорошая. Мне она нравится.

Двери всех палат были широко распахнуты, и вдоль коридора выстроились люди. Усталые, измученные болезнью, бледные, с восковыми лицами, кто сидел на инвалидной коляске, кто просто приподнялся в постели — все в этот вечер приободрились в ожидании маленького праздника. Они тихо переговаривались между собой, но как только на средину коридора выехал на коляске Андрей, наступила тишина.

— Сегодня впервые за время существования хосписа мы собрались на вечер отдыха, — низким хрипловатым голосом произнес он. — Думаю, все будут со мной солидарны, если я скажу слова благодарности нашей сестричке Даше. Это неправда, что мужчины не любят цветы и им их не дарят. Вместе с цветами Даша приносит нам частичку жизни, кипящей там, за этими стенами. Ее взгляд, ее руки, ее голос лучше любых лекарств. Она сама как бальзам на рану, и мы сегодня говорим нашей Дашеньке…

— Спасибо! — хором поддержали его больные и зааплодировали.

— Спасибо вам, дорогие мои, — сказала Даша, выходя на середину. — Я просто стараюсь всегда быть рядом с вами, вот и все. Сегодня я хочу коснуться вечной темы любви. Это прекрасное чувство вдохновляло писателей и поэтов, оно не обошло стороной слуг и царей, нищих и богатых и, конечно же, каждого из вас.

Даша замолчала, всматриваясь в оживившие глаза больных, которые внимательно и с надеждой смотрели на нее. И начала читать стихотворение Андрея Дементьева:

Не создан человек для одиночества
С дремучими инстинктами в крови,
Он может быть без имени, без отчества,
Но никогда без ласки и любви.

Живой душе святое поклонение

В грехах нам забываться не дает,
К живому телу тайна тяготения
Хранит и движет человечий род.

И пусть цари догматами и спорами

Тревожат мир и саблями звенят,
На вымерших развалинах истории
Слова любви, как маки, шелестят.

Сначала голос Даши звучал тихо, даже неуверенно, потом зазвенел чисто, полился, как родниковая вода. Он набирал силу и звучал все увереннее и сильнее. Даша окинула взглядом притихших больных, которые застыли, очарованные силой поэзии, и, сделав небольшую паузу, продолжила:

Я любовь свою спрячу,
Чтоб от солнца вдали
Ее холодные люди
Повредить не могли.

Спрячу я от колючих

Вразумляющих фраз,
От чужих, равнодушных,
Осуждающих глаз.

Чтоб живой, невредимой,

День за днем торопя,
Как весеннего солнца
Ей дождаться тебя.

В каждую строчку эта хрупкая девушка с огромными глазами цвета бездонного неба вкладывала часть души, и ее голос становился еще чище и нежнее. Он растекался музыкой, проникал в сердца измученных, истерзанных неизлечимыми болезнями людей, хотя бы ненадолго наполняя их тихой радостью. И Даша, окрыленная, читала Степана Щипачева, улетая на легких крыльях поэзии из этого мрачного здания, где стойко держался запах смерти.