– Отец, – без труда догадался Олли. – Ты всегда была умной, Чарли. Что подвело тебя на этот раз?
Он прошёл мимо меня, а я попыталась скрыть, как его слова задели меня. Ладно, хочет оскорблять, я это стерплю.
Он достал из переносного холодильника воду, молчаливым жестом предложив мне, но я отказалась.
– Почему ты сбежал, Олли?
– А ты почему?
Он сердито смотрел на меня и, конечно же, говорил о разводе. Я хотела сказать ему правду, но теперь, когда он был так враждебно настроен, не могла себя заставить. Я обхватила себя руками и отвела взгляд, пока его мрачные глаза прожигали моё лицо.
Я действительно обманулась – Олли стал другим, кем-то, кого я не знала. Чужим и озлобленным. Я сделала его таким, больше винить было некого.
– Я так и думал, – хмыкнул он, глотнув из бутылки, когда я так ничего и не ответила.
– Что ты думал? – Я вновь заставила себя посмотреть на него.
– Ты сбежала, когда стало трудно, – обвинительно бросил он. – Решила, что тебе не нужен муж, который где-то там, на войне, пока ты молодая, в колледже и не имеешь возможности развлекаться из-за чёртового кольца на пальце! – Каждое его слово было пропитано ядом и цинизмом, а я слушала и не верила, что эти слова вылетают из его рта. – Только ты сама этого хотела, помнишь, Чарли? – Он ткнул пальцем в мою сторону. – Ты сказала, что нам надо пожениться, а я, дурак, тогда не понял, что это очередная проделка Чарли Пирс! Ещё одна забава для тебя!
– Что? – только и смогла обескураженно пролепетать я. У меня волосы на затылке шевелились от того, что он говорил. Того, КАК он это говорил.
– Чарли ведь была не такой, как все, да? – безжалостно продолжал он. – Бунтарка, правила для которой не писаны. А кем я был для тебя, скажи мне! – Он ударил себя по груди, крича по-настоящему. – Удобным инструментом добиваться своего? «Олли», – он изобразил воздушные кавычки, – никогда не откажет, стоит только Чарли сделать вот так! – Олли так резко щёлкнул пальцами в воздухе, что я вздрогнула. – Единственный раз, когда я отказал тебе – и ты мне этого не простила. Наказать решила. И наказала.
Меня трясло, а из глаз рвались слёзы. Нет, не слёзы, а настоящие рыдания. Он верил во весь этот ужас, что говорил?
– Тебя наказала? Тебя?! – Мой голос сорвался, я не знала, что со мной случится в следующий момент: я или расплачусь, или зайдусь в безумном хохоте. – Оливер… – Я чуть не подавилась, но, очевидно, «Олли» теперь для меня под запретом. – Ты даже не представляешь, как я наказала себя тем, что сделала с тобой!
Он покачал головой, и я видела, что мне не верил. Сейчас он был закрыт от меня.
Конечно, он мог мне не верить: слава, деньги, видимость удачи, громкие фальшивые романы.
Всё сплошная ложь и фикция. Знал бы он, что мне в своей собственной коже некомфортно. Просыпаться из раза в раз и понимать, что находишься не на своём месте. Надеяться, что твоя реальность – это на самом деле затяжной кошмар, и скоро ты очнёшься, и всё будет хорошо. Но этого не происходит.
– Всё было по-настоящему, – прошептала я, но мой голос был твёрдым. – У нас с тобой всё было по-настоящему! Всегда! Ты не можешь говорить сейчас, что это не так, и ставить под сомнения мои чувства к тебе, потому что более реального я никогда ничего не испытывала!
– Значит, ты переоценила свои чувства, и однажды их оказалось недостаточно, – скупо отозвался он.
Я будто наталкивалась на ледяную стену. Да что с ним такое?!
– Я не переставала тебя любить, Олли! – закричала я, пытаясь достучаться до него. – Ни на один чёртов час последних семи лет!
В то время как я дрожала и кричала как ненормальная, он, казалось, полностью успокоился. Это пугало даже больше, чем его крик.
Сложив руки на поясе, Олли подошёл ко мне, встав лицом к лицу.
– То есть ты и сейчас меня любишь?
Меня насторожил его безэмоциональный тон, но я кивнула. Я готова была как угодно доказывать ему это.
– Люблю! Всегда любила и буду.
Губы Олли изогнулись в кривой усмешке, а глаза оставались холодными. Две яркие голубые льдинки.
– Я тебе не верю, Шарлотта.
Оливер
Голос внутри велит мне заткнуться, но та часть меня – озлобленная и потерянная часть – продолжает. Она руководит мной, толкает высказать меня всё, что копилось во мне очень долго.
Поэтому я смиряю голос раскаяния. Если не скажу ей всё сейчас, меня разорвёт. Я сойду с ума. Нет, вернусь к безумию, к тому состоянию, которое держало меня своим заложником последние годы. Я не хочу этого, но контроль над собой – не то, чем я могу похвастаться, когда поблизости находится Чарли.
Я думал, что справлюсь. Не знаю даже, на что надеялся. Сначала я испытал эйфорию, когда Чарли вернулась. Но нельзя просто взять и решить, что между нами всё в порядке, нет никаких претензий и нерешённых старых проблем. И вот, когда эта эйфория схлынула, я понял, что по-прежнему в заднице. На дне. Даже хуже: я проснулся на следующее утро после того как уехал от Чарли и понял, что дно надо мной.
Долгие месяцы терапии, и что: одна ночь с ней – и всё, пиздец?