Когда ты закрываешь глаза (СИ)

Интересная у меня жизнь. Стоит только подумать, что все отлично, как тут же она, будто специально, подбрасывает мне все новые и новые проблемы. Наверно, так не только со мной. Возможно, все мы страдаем. Ведь кто может похвастаться идеальной судьбой? Только мертвецы, вероятно. Однако от этого ничуть не легче. Все мы считаем свои сюжетные повороты наиболее безнадежными и обременительными. И от того перестаем замечать то хорошее, что, возможно, нас от других и отличает.

Я устало изучаю свои худые запястья. Сжимаю, разжимаю пальцы и вновь ощущаю в груди странное, противное чувство, словно со мной что-то не так. Словно я смотрю не на свои руки. Отхожу от тумбы и упрямо решаю выкинуть подобные мысли из головы. Ни к чему мне сейчас вестись на поводу у разбушевавшейся фантазии. И так дела плохи. Однако затем я вдруг случайно бросаю взгляд обратно на комод и вижу на нем пару писем на имя Владимира Чадова и небольшую, старую фотографию. Вот она мне хорошо знакома. Стоит здесь уже лет пять, может, даже больше. На ней мои родители и какая-то маленькая, смущенная девочка. На меня она совсем не похожа. Жутко костлявая, худющая, и с волосами такими же рыжими, как языки пламени; как солнце на закате. Вся троица обнимает друг друга и выглядит счастливой, однако мне не знакомы подобные ощущения. Я не помню свою мать. Я не помню, что значит чувствовать ее руки на своих плечах, что значит, слышать ее голос. Мне не знакомо чувство защищенности, когда по обе стороны стоят настоящие, живые телохранители - мама и папа; когда они держатся за тебя, держатся друг за друга, и ничто вас не может разлучить. Ничто не может вас разрушить. Словно скала. Крепость. Семья – что это? Как это быть не только с отцом, но и с матерью? Как это не видеть папины слабости, не пытаться его спасти? Пожалуй, когда-то давным-давно, еще до болезни, я могла ответить на эти вопросы. Но сейчас – нет. Сейчас не могу. Может, и хочу, но попросту не имею возможности.

- Пап, - тяну я и дотрагиваюсь пальцами до лица незнакомки за стеклянной, холодной рамой. Почему-то мне кажется, что я должна ее знать, просто обязана. – Па-а-ап.

- Что такое?

- Кто это?

- Где?

- На фотографии, - подхожу к отцу. Недоуменно поджимаю губы и протягиваю снимок в его руки. Он забирает его не сразу. – Эта девушка. Кто она? Мы с ней…

Глаза папы становятся мутными. Он резко переводит на меня взгляд, делает шаг назад и вдруг исчезает. Вместе со всеми окружающими меня предметами. Я вновь проваливаюсь во тьму и делаю это так неожиданно, что теряю равновесие. В груди возникает новое ощущение. Если раньше мне просто было страшно, то теперь мне больно. Физически. Меня будто грубо выдергивают из жизни! Специально! Я только нахожу ответы, только становлюсь на сантиметр ближе к людям, которые меня окружают, как тут же БАМ! – и меня нет. Не существует. Я разрываюсь, отключаюсь, погружаюсь в темноту. Становлюсь, возможно, воздухом, возможно, ветром. Но я определенно перестаю существовать там, где только что была. Где только что стояла, говорила, дышала. И я знаю, что это лишь мои предположения, что это глупые мысли растерянного и до жути испуганного человека. Но я буквально ощущаю, что перестаю жить, едва вырубаюсь. Меня будто вычеркивают, выплевывают из одной истории в другую. Что это? Как это понять? Неужели моя память, действительно, живет отдельно от разума и нарочно выкидывает те воспоминания, которые помогли бы мне хоть немного разобраться в том, что на самом деле со мной происходит?

Я открываю глаза в парке. Перед огромной, лысой липой. Около нее мужчина. Знакомый мне мужчина: бледный, в черном пиджаке и шляпе. Я уже видела его, когда прорывалась сквозь толпу, ища поддержки. Но кто же он? Почему я его вижу? Так и хочется сорваться с места со всех ног. Однако я не двигаюсь. Смотрю на него, он смотрит на меня. И между нами вдруг проносится что-то такое значимое, что я даже словами описать этого не могу. Что-то странное. Понимание? Сострадание? Жалость? Не знаю. Но этот человек, определенно в курсе того, что со мной творится. Почему же тогда он молчит? Почему же не хочет сказать мне правду? Решаю все-таки подойти к нему, моргаю и открываю глаза на высоте семи, а, возможно, и десяти метров.

Из легких, словно выбивают весь воздух. Мне бы впору испугаться. Но я даже не шевелю бровью. Смотрю на прозрачный, голубоватый бассейн под ногами, уходящий далеко за пределы моего зрения, делаю пару ровных вдохов, выдохов, и затем решительно раскачиваюсь вверх-вниз на вышке. Она неприятно трется о пятки. Ветер обдувает мокрые плечи. И внутри меня вдруг все органы одновременно сжимают от страха. Неожиданно я думаю, что сорвусь и упаду, ударюсь головой о дно бассейна или уж точно всмятку расшибусь о поверхность воды. Однако мое тело знает, что делать. Я ловко отталкиваюсь носками от поверхности вышки, с легкостью перекручиваюсь в воздухе и пикирую вниз, будто птица.