Когда у нас зима

Когда меня уложили обратно в постель, я сжимал в кулаке розовый лоскут. Повязка на голове была мокрая. Магдалена плакала, а докторша держала руку на моем лбу. Александра убежала с ревом в свою комнату. Ее сиделка рвалась позвонить товарищу Бузе, две сестры еле ее удерживали. Маленькая докторша поглаживала меня по голове, у нее была мягкая рука, я спросил, не рассердилась ли она на меня, она сказала, что нет и чтобы я лежал тихо.

Потом я остался один на один с лампочкой над дверью. Все заснули. Сначала долго смеялись, передразнивали Александру, так что рассмешили даже Магдалену. И отдали мне все свои конфеты.

Сейчас ночь. Я не спускаю глаз с луны. Мы вместе идем по небу. Я думаю, сейчас очень холодно: когда луна, всегда холодно. Дома трещат дрова в печке и вскрикивают петухи. Я не знаю, отелилась корова или нет. Вот возьму и умру завтра, всем назло. Надо только предупредить докторшу, чтобы она на меня не обиделась.

Луна разрастается, вот она уже во все окно. Червячок снова зашевелился в голове, но мне мешает не он, а свет, глаза воспаляются и такая тоска: нет ни Алуницы Кристеску, ни даже хромого черта. Луна совсем раздулась и лезет в окно. Стена треснула, в палату влетели вороны, уселись на лампочку и клюют ее. Розовый лоскут в кулаке загорелся, я тоже, цветы на моей пижаме запахли розами, и кажется, я закричал, но не от боли, просто мне жалко папу, что он стоит на морозе, а мне нельзя двигаться, нельзя выбежать и погасить себя об снег, и все из-за этой проклятой розовой рубашки, все-все из-за нее.

Лучше я не умру завтра, я не успел накататься на салазках, восемьдесят раз за зиму — это мало. И не сосчитал журавлей. Завтра я напишу моему брату, попрошу одолжить мне счастье, чтобы я мог вернуться домой, а то скоро весна и мой старый сарай устал ждать, когда в нем устроят бал.