Когда у Золушки критические дни

Тетушка Лавинья была сестрой бабушки по отцу, и, поскольку отец под конец ее жизни оказался единственным родственником, на старости лет его обязали заботиться о ней. Детей у нее не было, муж ее, к концу жизни, частично потеряв рассудок, стал чудить и быстро разбазарил имущество, оставив вдове жалкие крохи. Когда поняли, что он болен, было уже поздно, кредиторы безжалостно растащили имение, продав имущество, замок и земли с молотка. В замке старую драконницу, оставшуюся без средств, как и ее, считали приживалкой, разве что работой по дому не нагружали. Может, поэтому она привязалась к Золушке, взяв заботу о ней на себя. Учила всему, подкармливала сладостями, шила для нее одежду.

Исполняя волю отца, матушка, скорее всего, подыскивала комнату, чтобы падчерица оставалась подальше от покоев, в которых жили они сами, а Золушка и не мечтала бы о другом, с теплотой вспоминая старую драконницу и ту уютную и родную комнату, в которой она провела все ее детство.

В спальне тетушки Лавиньи ничего не изменилось, если не считать того, что все драгоценности и ценные вещи, лежавшие на виду, сразу после смерти тетушки вынесли. Шкатулки, о которых Золушка помнила, были пусты или отсутствовали, но, зная об ее тяжелом материальном положении, завещания в ее вещах никто не искал, бумаги и книги лежали так, будто она умерла день назад. Мачеха всегда считала ее глупой старухой, поэтому делами тетушки никогда не интересовалась, и после смерти закрыла покои, очевидно, никогда их больше не открывая. Даже перед тем, как бросить на стол ключи, она не заглянула сюда, не оставив на пыльном полу следов.

Посередине все так же стояла кровать с тумбами по бокам, у одной стены – вместительный шкаф с одеждой, у другой, рядом с нишей, заставленной книгами, стол с высохшими чернильницами и перьями, посередине пара кресел, трюмо с большим зеркалом, потемневшим от времени, в углу – резной комод, со стороны коридора небольшая печь для дополнительного обогрева. И два больших окна на разные стороны, одно из которых выходило во двор, а второе, со стеклянной дверью, на широкую открытую террасу позади замка. Настолько широкую, что теперь возвращаться можно было в ипостаси дракона сразу в свою спальню. Скорее всего, терраса для этого и предназначалась.

На этой террасе тетушка любила по вечерам пить чай и любоваться на заснеженные пики гор, рассказывая Золушке поучительные истории. Иногда они спускались по крутым ступенькам вниз, к лесу, что раскинулся позади замка, и там тетушка учила ее отличать съедобные грибы от ядовитых, выбирать на лугу лечебные травы, или ловили рыбу и раков в горной речушке, что впадала в реку, огибающую замок.

– Класс! – восторженно осмотрелся Иксер. – У нас королевские апартаменты!

Он бросил нехитрый Золушкин скарб на пол, потрогал крепкую металлическую защелку на двери, которой можно было закрыться изнутри, и побежал открывать окно, впустив в комнату свежий горный воздух.

Солнце в комнату заглядывало только вечером, когда садилось за горы, поэтому в комнате было прохладно от непрогретых каменных стен.

Золушка с любовью подняла портрет, упавший со стены, протерла его от пыли. Женщина с портрета смотрела на нее строго, но она знала, какой теплотой могут быть наполнены эти глаза. Даже в старости тетушка Лавинья не потеряла своего шарма, выдающего ее былую красоту.

– Я как будто вернулась домой, – грустно вздохнула Золушка. – Пока тетушка не умерла, мы спали с ней на одной кровати, – она подошла к тумбе, открыла ее, достав сшитую из лоскутков куклу. – Я хотела забрать ее, просила мачеху открыть мне дверь, но она отказала. Это мы вдвоем мастерили, когда тетушка учила меня шить.

– А что через террасу не залезла? – рассмеялся саламандр.

– Я тогда еще была маленькая, мне бы разбить окно не пришло в голову, а потом не до кукол стало. Но на террасу я иногда поднималась, смотрела через окно и надеялась увидеть, как тетушка откроет мне дверь.

Засучили рукава, приводя помещение в жилой вид. Пока топилась печь, прогревая комнату, сняли с окон шторы и гобелены, отправив их в прачечную. Люди, служившие при дворе, узнав о переезде, искренне радовались, вызвавшись помогать, и помощь их оказалась не лишней. Кто-то принес поесть, кто-то помог передвинуть кровать к стене, кто-то притащил краску и шпаклевку для потолка и стен. Первые полтора часа комната напоминала проходной двор. Все желали убедиться, что справедливость восторжествовала, и внести посильный вклад.

Побелили потолок, в теплый персиковый цвет покрасили стены, расставили по-новому мебель, повесили назад портрет тетушки, пропылесосили самый большой ковер на полу. Слуги замка принесли постиранные шторы, гобелены и коврики.

Не без магии, конечно, но к обеду комнату было не узнать.