Когда убивают футбол: игра по-русски

— Я его в воду где-нибудь брошу, — смущенно сказал блондин, ему действительно жалко было расставаться с оружием, которое он любил, как мальчишка.

— Какая тебе еще вода нужна, океан, что ли, Толян? В воду, блин. В лесу в пруд бросил бы и все дела. Вон мост впереди, — Руслан чуть сбавил скорость, чтобы приятель, чего доброго, не промахнулся мимо неширокой подмосковной речки.

Блондин опустил боковое стекло и выкинул завернутый в полиэтилен пистолет.

— А завернул-то зачем? — удивился Руслан и расхохотался. — Чтоб не заржавел что ли?

— Да нет, — смутился блондин, — даже если кто и заметил, что бутылку выкинуть нельзя? А свой-то ствол чего не сбросил?

— Так надо.

— Внимание, пост впереди! Сбрось, Руслан, скорость.

— Сиди, не дергайся, — сквозь зубы сказал Руслан, напряженно глядя вперед, где около поста ГИБДД стояли два милиционера.

«Жигули» миновали пост ГИБДД. Один из автоинспекторов сделал шаг по направлению к машине Руслана, но второй ему что-то сказал и протянул рацию. Проехав пост, Руслан напряженно оглянулся, но, увидев, что инспекторы сели в машину и разворачивают ее в противоположную сторону, облизнул губы и нажал на газ.

— Вот так бы до хаты. Пока, похоже, никакого шума, — беззаботно сказал Толян, не заметивший действий гаишников. — Сколько на часах?

— Полпервого и пять минут. Думаешь, еще не хватились? — спросил он, вспоминая решительный разворот милицейской машины.

Внимательно глядя вперед, Руслан щелкнул пальцами правой руки:

— Дай сигарету.

Анатолий прикурил сигарету и передал ее Руслану.

— «Парламент»? — поморщился Руслан. — Как ты их куришь? Хотя чего ради понтов не сделаешь.

— А мы классно сработали, Руслан, — попытался перевести разговор Толян. — Каких-то пара минут и три трупа.

— В парня контрольный сделал?

— А то. Да он и с первого — покойник. Шея, она шея и есть.

— Подстрахуемся, рванем на Ярославку — в объезд.

— Давай, — поддержал Руслана Толян, обрадованный тем, что тот оставил неприятный ему разговор о контрольном выстреле, который он сделал второпях, в каком-то угаре, и точно не помнит, куда он попал и попал ли вообще. Очень хочется думать, что попал.

«Девятка» свернула с московской трассы и резко ушла вправо по лесной дороге.

8

На стоянке у решетчатой ограды офиса «Арбата» было припарковано с десяток иномарок, здесь же стояли две милицейские «Волги». Из микроавтобуса с надписью «Прокуратура России» вышли Корначев и Тропников. Предъявив охране удостоверения, оба прошли в здание.

— Главное, Виктор, изъять всю документацию. Жми в кабинет Ницковой, а я прямо к Родину, он здесь первое лицо.

— Из Владимира? — подошел к прибывшим невысокий коренастый подполковник со значком мастера спорта на милицейском кителе. — Нас, оперативников, тут четверо, все из МУРа, направлены руководством в распоряжение прокуратуры.

— Прежде всего, надо закрыть доступ в кабинет Ницковой, заодно и в комнату, где работала Овчаренко. Помещения опечатайте, поставьте охрану. Ни одна пылинка оттуда вылететь не должна.

— Уже сделано, — подполковник обменялся рукопожатиями с прибывшими. — Давайте знакомиться, Анатолий Журавлев. Расследование взято под личный контроль министра, об убийствах уже доложено Президенту. С чего начнем, Юрий Владимирович?

— Я с Родина. Он ведь тоже президент, правда, не страны — «Арбата». Вы с Виктором допросите других лиц из руководства клуба. Времени у нас в обрез, встречаемся часа через два в кабинете Ницковой, — распорядился Корначев.

— Хорошо. Если я вас правильно понял, заседание правления придется прервать. — Журавлев достал расческу, пригладил густую темно-каштановую шевелюру.

— Зачем? — мягко возразил Корначев. — Мне, например, очень интересно, что они решат по кадровому вопросу. Главное, как и при любом «мокряке» — узнать, на ком шапка горит, и кому это было нужно, — закончил он.

* * *

Учитывая, что никто особенно не рвался говорить, правление тянулось уже третий час. Все толклись, в основном, вокруг того, что, дескать, жаль, ушел от нас хороший работник, но что-нибудь теплое, человеческое вспомнить никто не захотел. Родин только сейчас, пытаясь заглянуть в ускользающие глаза своих товарищей (может, уже бывших?), начал осознавать, что выстрелы в Ницкову, это черная метка ему — президенту клуба. Ведь это он привел ее, поставив главной над всей арбатовской кормушкой.

Он никогда не интересовался, а что, собственно, думают члены правления клуба, потому что ему было на это наплевать. Сейчас, после смерти Ницковой, он страстно хотел бы поговорить с кем-нибудь по душам, но оказалось, что такого человека попросту нет.

Как-то на банкете, посвященном очередной победе «Арбата» в первенстве страны, председатель Государственного банка, остроумный и ехидный чиновник, провозглашая тост в честь Родина, сказал, что «Арбат» ему напоминает сумму, выраженную единицей с одиннадцатью нулями. Все тогда зааплодировали, оценив игривый двусмысленный подтекст этих слов. И только сейчас Родин на своей шкуре почувствовал, как одиноко может быть единице без нулей, которые ее покинули.