Когда уходит Осень

Неизвестно, сколько это длилось, минут пять, а может, и тридцать пять. Внутри круга время шло иначе, и снова Стелла положилась на интуицию, которая подсказала, когда пора остановиться. Все тело ее гудело. Стелла медленно, тяжело встала на колени и вдруг живот ей скрутило, тошнота подкатила к горлу, и ее вырвало. Смотреть, что из нее вышло, ей очень не хотелось, но надо было. А там в массе рвоты сверкали на солнце какие-то золотистые искорки. Стелла догадалась, что это такое. От чувства благодарности у нее даже в голове помутилось. Она стерла магический круг, кое-как проковыляла в дальний угол двора, где росла гигантская ель, и свернулась под ней клубочком, как младенец в животе у матери.

Шло время. Она все лежала без движения, и ей снились лишь какие-то черные, коричневые и фиолетовые пятна. Наконец Стелла открыла глаза. Кажется, она потеряла сознание и теперь лежит под елкой, среди ее корней, уткнувшись лицом в землю.

Очнувшись, она прежде всего ощутила страшную усталость и душевное опустошение, но тут же поняла, что просто очень хочется есть, а это добрый знак. Все тело ее было покрыто довольно-таки крепким панцирем успевшей подсохнуть грязи. Она встала и отправилась в дом принимать душ. Стоя под приятно щекочущими теплыми струями, Стелла старалась ни о чем не думать, только глядела на стекающую по ногам грязь, которая, образуя красновато-коричневый водоворот, исчезала в отверстии стока.

Отмывшись, Стелла завернулась в полотенце, прошла в спальню, встала перед большим, в полный рост, зеркалом и стала внимательно себя разглядывать. Волосы влажной слипшейся паклей спадали по обеим сторонам лица, к которому — это сразу бросалось в глаза — вернулось прежнее выражение доброты и мягкости. Она ощущала совершенный покой — так странно после этих нескольких недель, когда она постоянно на себя злилась. Ну стоило ли так презирать и себя, и свою жизнь? И за что? Стелла прижала руки к груди, словно хотела попросить за это неведомо у кого прощение, ведь вся ее жизнь, все поступки вели как раз к этой минуте. Все было правильно. Вот он, момент истины, и она находится там, где ей и надлежит быть.

Она поняла, что дар ее снова с ней: под кожей легко покалывало, возникло желание вытянуть вперед руки и сцепить их вместе. Значит, она одержала победу: молния покинула ее, а вместе с ней исчезло и чувство собственной неполноценности. Зато появилась способность видеть свое прошлое в новом свете, иначе оценивать свое страдание и сознавать, что жизнь подарила ей намного больше, чем можно было мечтать. И в какую-то долю секунды на нее обрушилось ощущение настоящего счастья. Но потом это чувство упорхнуло — наверное, туда, где в просторах мироздания, в звездном пространстве живут все другие мгновения счастья, где нет места несовершенству.

Как легко стало на душе Отам, когда она поняла, что все кончилось. Действие заговора Стеллы она могла отменить за две секунды, но теперь нисколько не сожалела о том, что не призналась ей в этом. Она знала, что Стелла и сама достаточно сильна, чтобы победить и уничтожить последствия ее колдовства. Ей хотелось посмотреть, как Стелла справится. Проверить, насколько она способна выпутаться из столь нелегкой ситуации. И нельзя было не признать, что Стелла славно потрудилась. Нет, вычеркивать Стеллу Дарлинг из своего списка Отам ни за что не станет.

1 МАЯ: БЕЛЬТАЙН

Ана Бекуит забилась в дальний уголок кровати, к самой стенке, и не шевелилась. Лежа на боку, она не отрывала глаз от мелькающих на часах циферок. Всю ночь она ощущала, как в ее груди словно толкается какой-то кулак, переворачивая внутренности, под конец ей даже дышать стало трудно. Прислушиваясь к спокойному дыханию спящего рядом Джакоба, она хотела только одного: удрать на диван внизу. Но это лишь усилило бы подозрения мужа в том, что с ней творится неладное, а сегодня, как никогда, надо постараться убедить его: несмотря на угрюмое настроение последних дней, в целом у нее все отлично.

За окном зачирикали и засвистели первые птицы, и ей полегчало, кулак в груди размяк и куда-то пропал. Наконец-то настало утро. Она повернулась и посмотрела на едва видимый в полумраке профиль Джакоба. Чувство вины перед мужем было так сильно, что от волнения она зашевелила пальцами ног. Потом закрыла глаза и попыталась представить себе грядущий день, но толком ничего не получилось: ну, пойдет туда-то, сделает то-то, и больше ничего. Но уж она найдет способ прожить оставшиеся часы полной жизнью, наслаждаясь ими, пока не придет минута, когда она отречется от всего, включая и самое время.

А в паре кварталов от того дома, где с открытыми глазами и спутанными мыслями лежала Ана, на узенькой кроватке, примостившись рядом с дочерью, спал Финн Эммерлинг. Ночью Джени часто просыпалась и плакала, и Финн даже подумал, уж не чувствует ли она, что происходит у него в душе — а в ней бушевала буря. Он лег рядом с дочкой, и она сразу успокоилась. Он тоже крепко уснул, так крепко, как ни разу в жизни не спал под боком у жены.