Когда уходит Осень

— Прости меня, Пайпер, — грустно вздохнул Уилл. — Я не хотел… Я люблю тебя. Что бы ни случилось, я все равно люблю тебя.

— Да, — отозвалась Пайпер, не отрывая от него взгляда.

Она вспомнила памятную вечеринку в Йеле (он тогда носил синюю курточку), и их первую маленькую квартирку, и его взгляд, когда он впервые взял в руки крошечную Сильви. Такой уж он уродился, тут ничего не поделаешь, он на все смотрит своими глазами. Но в своем земном странствии она ушла от него далеко вперед. Возможно, она и вправду совсем переменится там, куда собралась идти, но уже и теперь она чувствует себя другим человеком. Бывает, любовь меняет курс, а порой и совсем улетает прочь, вот и все, значит, это конец. Ей вдруг стало совсем грустно. Она осторожно коснулась ладонью его щеки и вышла.

Итак, в тот вечер Пайпер приняла твердое решение уйти. Уилл погрузился в какой-то неестественно глубокий и крепкий сон, и, когда она включила рядом со своей кроватью лампу, чтобы уложить в рюкзак кое-какие вещи, он не проснулся и даже не пошевелился.

Пайпер собрала любимые фотографии девочек, несколько их писем и рисунков, сделанных ими для нее, пару платьев из легчайшего газа (как ни странно, она подумала и об одежде, ведь как-никак это путешествие), первое издание книги «Сейджбраш готовится к атаке», коробку акварелей, кисточки, карандаши и, наконец, детские пеленки Сильви и Сайбан, которые все еще, о чудо, сохранили удивительный запах талька и мыла.

Сначала она подошла к двери Сайбан, чуть-чуть приоткрыла ее и проскользнула в узкую щелочку. Было полнолуние, свет луны струился через окно и хорошо освещал лицо спящей дочери. Ее сразу же охватило чувство глубокой горечи расставания. Господи, как тяжело, подумала она. Ну как с ней прощаться? Все равно что прощаться с собственной ногой или рукой, резать себя по живому. Но нет, она ведь расстается не навсегда. Надо верить, что это не конец и она их еще увидит. И эта вера поможет ей пережить разлуку.

Она тихо присела на край кровати, нежно погладила детскую щеку, и глаза Сайбан медленно открылись.

— Мама, это ты? — еще не совсем проснувшись, пробормотала она.

— Да, ангел мой. Спи.

Сайбан смотрела на мать затуманенным взором и говорила словно во сне.

— Мамочка, я тебя очень люблю, — прошептала она и перевернулась на другой бок.

Пайпер сжала пальцы в кулаки так сильно, что ногти глубоко впились в ладонь.

— Я тоже люблю тебя, доченька, — прошептала она в ответ, наклонилась, прижала губы к макушке Сайбан и долго не могла оторваться.

Кое-как она взяла себя в руки, вышла из комнаты и направилась к Сильви.

Тихонько открыв дверь, она увидела, что занавески задернуты, лишь мягкое зеленоватое свечение лампочки стереосистемы освещало лицо раскинувшейся на кровати дочери. Пайпер опустилась рядом с ней на колени, но будить не стала. Хватит уже и слов, и объятий, не дай бог, их будет слишком много и она не выдержит. Сильви уже не ребенок: на кровати лежит вполне сформировавшаяся девушка. Пайпер смотрела на старшую дочь и благодарила Создателя за те годы, когда они были вместе, годы, которых многие матери просто лишены. Она простояла так довольно долго, но наконец встала и направилась к двери.

— Спокойной ночи, мамочка, — прошептала Сильви.

Это было лучше, чем «прощай», больше, чем слова любви. Дочь просто пожелала ей доброй ночи, и ночь действительно добрая: прекрасная летняя ночь, в небе светит полная луна, в теплом воздухе, оставленном городу жарким дневным солнцем, струится ее серебристый свет. Лучше ночи, чтоб уйти не прощаясь, не найдешь, и Сильви, которая все время чувствовала на себе взгляд матери, понимала, что Пайпер — женщина сильная, смелая, таких, как она, больше нет на свете. Но как бы ни было тяжело ей смотреть, как уходит ее мать, самой Пайпер было в тысячу раз тяжелее.

— Доброй ночи, любовь моя, — ответила Пайпер твердым голосом и закрыла за собой дверь.

Она спустилась вниз по лестнице и вышла из дома. Она чувствовала прилив энергии — такого не было уже много месяцев. Старая жизнь ускользала прочь. Ускользало прочь и ее прежнее «я», слишком хорошо ей известное и изученное. Она прожила хорошую жизнь, принесла людям много добра. Оглядываясь на свое прошлое, Пайпер ощущала ту же гордость, которая охватывала ее, когда дети совершали что-нибудь замечательное. Теперь она — собственная мать, она вот-вот должна дать жизнь совсем другому существу — тому, которым она скоро станет.

И для этого совсем не надо ничего делать, слава Богу. Она и так очень устала, готовясь к неведомому будущему. Но прежде это было нечто жуткое, темное, зловещее. А теперь на душе ее легко, мысль о будущем одухотворялась надеждой. Она ощущала себя этаким Гудини, готовясь свершить свое Великое Освобождение. И сердцем чувствовала, что обязательно еще встретится со своими девочками. Пайпер закрыла глаза и представила себе лес, его запахи и звуки. Что-то внутри ее тихо щелкнуло, словно открылась некая дверца. Прежний мир растаял как дым, и она с улыбкой ступила в густую зеленую чащу.