Но один мелкий бесёнок всё же не был отогнан материнской молитвой и залез в ту самую бутылку фряжского вина, которую царевич подарил своему верному Михайлычу. По возвращении в Первопрестольную, в ночь на Рождество, дядька царевича обрядился в нарядный цветной кафтан, накинул лисью шубу и, поскрипывая по снегу пёстрыми сапожками, бодро отправился в гости на подворье царевны Натальи Алексеевны. Ещё в ту пору, когда Алексей проживал у царской сестрицы, жил вместе с ним и дядька. В те времена и вступил Михайлыч в любовную связь с ключницей Матрёной, ведавшей всеми погребами в богатом хозяйстве царевны. И чего токмо в тех погребах не водилось; варенья и взвары разных сортов, балтийские угри и астраханские балыки, дичина и копчёные языки, наливные яблочки и заморские цитроны — всё нежило глаз и всё перепробовал Михайлыч в ту праздничную ночь. Но фряжское вино оказалось столь забористым, что у Михайлыча развязался язык. И на лукавые расспросы гостеприимной Матрёны, где пропадал такой-сякой ненаглядный все последние, дни, он не сдержался и брякнул; возил-де царевича в Суздаль повидаться с матушкой-царицей. Утром он, само собой, просил Матрёну забыть про вчерашнее признание, да куда там: разве могла Матрёна, которая передавала царевне все самые мелкие сплетни на кухне, удержаться перед таким искушением. Нет, не под силу оказалось окаянной бабе держать тайну, и выболтала она её при первом обходе царевной своих погребов. В тот же вечер полетела в городок Жолкву, что под Львовом, царю Петру Алексеевичу скорая весточка от сестрицы Натальи. Ибо никого на всём белом свете Наталья Алексеевна так не любила, как своего брата Петрушу, и его интересы блюла свято.
Потому все гонцы от царевны Натальи имели царскую подорожную и получали на всех постоялых дворах лошадей не в черёд. Царь своей сестре верил крепко! Получив заветную весточку, Пётр немедля вызвал царевича в главную квартиру русской армии, стоявшей в Жолкве.
ВОЕННЫЙ СОВЕТ В ЖОЛКВЕ
Вскоре по возвращении с Бальной Рады во Львове Пётр созвал новый военный совет; Первый сходился ещё в декабре 1706 года. Но на нём присутствовала только самая верхушка армии: фельдмаршал Шереметев, командующий кавалерией Меншиков и глава артиллерии Яков Брюс. Ныне же Пётр пригласил на совет и всех командиров дивизий, а из Москвы прибыл правитель Монастырского приказа боярин Мусин-Пушкин и главный фортификатор инженер Василий Корчмин.
Первым в рыцарскую залу Жолковского замка, где и собрался совет, вошёл крепкий черноусый тридцатилетний генерал, командующий гвардией князь Михайло Голицын. Прихрамывая на одну ногу (памятка о татарской стреле, полученной ещё в первом Азовском походе), он быстро подошёл к царю и, слегка заикаясь, доложил о своём прибытии.
— Готовься к походу, князь Михайло! — Пётр снял круглые очки (с годами стал дальнозорок) и положил их на большую карту, застилавшую огромный овальный стол.
— Лошади, государь, справны, люди накормлены, провиант и фураж приготовлены... Гвардия — хоть завтра в поход! — Вот за эту быстроту, а также за отменную отвагу и мужество Пётр и продвигал сего гвардионца, хотя вообще-то к фамилии Голицыных (после своих стычек с фаворитом царевны Софьи, Василием Голицыным) относился осторожно.