Когда умирает актёр

Том: Извините, Ева, но вы должны иметь в виду, что я работаю и как актер, и как режиссер, в конце концов. И если я о чем — то забываю как организатор, вы могли бы мне это простить.

Ева: А кто вообще художник по костюмам? Я даже никогда о нем не слышала.

Том: Он делал прекрасные костюмы для любительского театра «Даска» из Сиска.

Ева: А почему он тогда не появится и не покажет свои эскизы, наметки?

Том: Не спешите. У него семейные проблемы. Как только он с ними справится, тут же придет на репетицию. В конце концов, костюм не так уж важен для успеха спектакля. Важно, в руках у Вас роль или нет. А я чувствую, что работа движется хорошо, и что мы сделаем отличные роли.

Ева: Однажды я вот так, в шестьдесят седьмом году, из-за плохого костюма провалила роль, которая у меня была сделана прекрасно.

Том: Вы провалились не из-за костюма.

Ева: А из-за чего?

Том: Вы провалились потому, что в тридцать четыре года играли девятнадцатилетнюю девочку, и при этом в абсолютно реалистичном спектакле.

Ева: Ого, так вы меня еще и обижаете.

Том: Нет, просто я констатирую факт, что Вы, как и все актрисы в этом мире, не смогли определить момент, когда больше уже нельзя было играть девочек, и когда следовало бы начать играть зрелых женщин. Это была самая плохая ваша роль. Вы потратили столько энергии, чтобы сыграть молодость и невинность, которые и не надо играть, вместо того, чтобы сконцентрироваться на характере вашей героини.

Ева: В тот период я была в небольшом кризисе.

Том: Вы играли ее, потому что вашему самолюбию было угодно играть девочку в тот момент, когда Вы уже больше не были молоды. Вы хотели доказать, что Вы еще молоды, а это нельзя доказывать.

Ева: Знаете, что мне в вас больше всего действует на нервы?

Том: Что?

Ева: То, что Вы думаете, что всегда правы.

Том: Ну, а что делать, если это так. Если бы мы с Вами общались раньше, Вы не совершили в своей карьере столько неверных поступков.

Ева: Ого, Вы сейчас будете утверждать, что в моей жизни еще были и промахи?

Том: Еще и сколько. Вспомните хотя бы 1976-й год, когда Игорь предложил Вам сыграть Гертруду в «Гамлете». Это был ужасный спектакль, в котором Вы вообще не должны были принимать участие.

Ева: Это было время не классических спектаклей. Игорь режиссировал в этом стиле.

Том: Игорь режиссировал в стиле идиота, потому что он и есть идиот. У меня душа болела, когда я смотрел на Вас в этом совсем не классическом спектакле. Это было начало балканского театрального постмодернизма в Загребе. Бедный Гамлет все время находился на вершине какого-то ореха, и оттуда, с высоты произносил свои реплики. А Вы вертелись вокруг него и пытались с ним общаться.

Ева: Я и сейчас помню, как у меня болела голова и шея после каждой репетиции. Игорь хотел своей концепцией показать, что Гамлет отделен от других актеров, и что наши слова не долетают до него.

Том: Я этому режиссеру никогда ни в чем не верил. Он не понимает, что такое актер, не понимает, что театр держится на актере, а не на дешевых символах. Он этим спектаклем унизил актеров. Для него Гамлет — обезьяна, которая еще не спустилась с дерева. Меня воротит от людей, которые во что бы то ни стало хотят быть современными и не понимают, что они абсолютный ноль.

Ева: Вы не можете так говорить. Его спектакли получали награды на фестивалях «БИТЕФ» и «ЕВРОКАЗ», и на таких же фестивалях заграницей, посвященных современному театру.

Том: Все эти «БИТЕФы» и «ЕВРОКАЗы» — полная ерунда. Я насмотрелся на их глупости. Все это придумано, чтобы прославлять режиссеров в ущерб актерам. Большинству таких спектаклей не нужны настоящие актеры. Они могут ставиться с обычными дилетантами, которые способны поверить в ничтожные концепции. Вы — псевдопрофессионалы. Вы перестали любить театр искренно, по-детски, невинно. Вы продали душу пятерке режиссеров и пятерке критиков, которые и понятия не имеют об истинном театре. Вы ушли от хороших текстов и признали бессмысленный монтаж, вы ушли от игры и приняли идиотские «интерпретации», которые отдаляют зрителя от театра. Вы допустили, чтобы другие объясняли вам, что такое добро, а что такое зло.

Ева: Так вы против современного театра?

Том: Нет, не против. Я за современный театр, потому что каждый современный спектакль, каждый современный текст только через несколько лет становится классическим. Я против модного театра, потому что модные вещи, если не сразу, так уже через несколько лет оказываются бессмысленными. Я не имею ничего против плохих и средних спектаклей. Они по всем математическим законам должны быть в каждом сезоне и в каждом театре. Но я против бессмысленных спектаклей, о которых заранее известно, что они бессмысленны. У нас люди не могут отличить современное от модного, потому что о таких вещах судят не профессионалы, а нереализованные шарлатаны.

Ева: Но такого рода театры есть в каждой стране.