Когда умирает ведьма

Люда, как была, в одежде, сидела в ванне, которая наполнялась водой. Глаза закрыты, голова безвольно запрокинута, в воде бесформенной медузой расплывалась алая кровь.

Следом за Натальей в туалетную комнату ворвался привлеченный криком Алексей Иванович.

— Она вскрыла себе вены! — в ужасе бормотала Наталья. — Она стеклом себя порезала!

* * *

Маленький городок, где почти сплошь частный сектор, где высотные дома — это бараки максимум в два этажа, а самое высокое сооружение в городе — водонапорная башня, едва ли не единственное, что здесь построено из кирпича. Мелькнула в переулке женщина, воду несла в ведрах на коромысле, и если не знать, в каком времени находишься, можно было бы предположить — позапрошлый век.

— Бедненько, но чистенько, — оценил увиденное частный детектив Пахарь.

— Хоть с-снег у них не т-такой г-грязный, как в Москве, — нашел что-то привлекательное в жизни аборигенов майор.

Они приехали машиной в этот городок, чтобы встретиться с людьми, знавшими пропавших Тропаревых. Всего три часа от Москвы. До всех других тропаревских подопечных добираться было неизмеримо дальше.

Табличек с указанием названий улиц здесь почти не было и им пришлось попетлять, время от времени останавливаясь и расспрашивая местных жителей, прежде чем они нашли нужный им дом. Маленький, с низко посаженными окнами, с крышей железной, но уже основательно проржавевшей — символ безденежья. Памятник бедности.

Дверь им открыла полная женщина в грязном халате.

— Здравствуйте, — сказал вежливо частный детектив Пахарь. — Вы — Анна Семеновна Бобровкина?

— Да, — ответила женщина, глядя настороженным взглядом мимо частного детектива Пахаря на второго гостя, потому что тот был в милицейской форме.

— Мы из милиции, — сказал частный детектив Пахарь. — Приехали к вам из Москвы. Вы нас впустите в дом?

— Это из-за Зинки, — определилась женщина. — Ведь правда?

— В общем, да, — не стал разубеждать ее Пахарь. — Так вы нас впустите?

Внутреннее убранство дома являло столь же печальную картину, как и его вид снаружи. Старая, растрескавшаяся мебель, полувековой давности телевизор «Рекорд» и настенные ходики, время по которым можно было узнавать лишь приблизительно, потому что часовая стрелка была, а минутная отсутствовала.

— А дочка ваша где? — спросил Пахарь.

— За ней приехали, — окончательно определилась в подозрениях женщина и тяжело опустилась на скрипучий стул, сцепив в замок натруженные руки.

— В смысле? — не понял Пахарь.

— Забирать будете? Набедокурила? А я честно скажу: сразу почувствовала! Когда она из Москвы припилила. Я ей сказала тогда: драпанула — почему? А правды, дрянь, не говорит. Врет напропалую. Про то, что закрылись ихние танцы. Получилось — правильно я чувствовала!

— У нас к ней претензий нет, — сказал частный детектив Пахарь.

— Неужто? — не поверила в милицейскую искренность женщина.

— Перекреститься? — предложил Пахарь.

— У нас милиция и мамой может поклясться, — сказала женщина. — Бог милицию не трогает, бояться некого.

— Мы действительно не за вашей Зиной, — клятвенно произнес Пахарь. — И совершенно точно могу сказать: закрылись танцы, это правда. Исчез их педагог.

— Во! — сказала женщина, заметно изумившись. — И Зинка говорила: пропал!

Получалось, что дочка не врала, и с этой мыслью еще надо было свыкнуться.

— А вы Тропарева знали? — спросил Пахарь.

— Это кто такой? — снова заподозрила подвох женщина.

— А это педагог и есть. Который вашу дочь учил.

— Александр Борисович?

— Да, его Александр Борисович зовут. Так вы его знали?

— Видела, — сказала женщина. — Один раз. Хороший дядечка. Строгий, но добрый.

— Это вы его увидели, когда Зину в Москву отвозили?

— Да.

— А откуда о нем узнали?

— От Даши.

— Даша у нас кто? — доброжелательно уточнил частный детектив Пахарь.

— Зинкина подруга. Она у Александра Борисыча была на учебе и Зинке рассказала.

— И вы решили дочь повезти в Москву…

— А что? — пожала женщина плечами. — Подумаешь — Москва!

— Так ведь дорого, — подсказал Пахарь.

— Дорого! — вздохнула женщина.

— То-то и оно, — сказал сочувственно Пахарь. — Москва деньги любит. Там только плати. Семь шкур сдерут, в восьмую завернут.

— Вот-вот.

— А сколько ж взяли с вас? — спросил Пахарь с интонацией человека, которому одному только и можно доверять.

— Шестьсот рублей.

— Это за сколько? За неделю занятий? За месяц?

— За полгода.

— Да не может быть! — разочаровался в искренности собеседницы Пахарь.

Он к ней, мол, со всей душой, а она ему лапшу на уши вешает. Даже неприятно как-то.

— А что не так? — озаботилась женщина.

— Шестьсот рублей? За полгода? По сто рублей за месяц? — насмешливо спрашивал Пахарь.

— Истинная правда! — подтвердила женщина.

— Ну хорошо, сто рублей в месяц, — сделал Пахарь вид, что поверил. — Это вам кто велел так говорить? Александр Борисович?

— Зачем же велел? — продолжала упорствовать женщина.

— А я не знаю, зачем он велел, — посуровел вдруг Пахарь. — Я не знаю, зачем вы нам врете. А милиция ведь может не только по-хорошему, дорогая Анна Степановна…

— Семеновна я, — поправила женщина и заплакала.