Когда умирают боги

Себастьян считал, что о женщине очень много говорит то, какую камеристку она для себя выбирает. Горничные некоторых дам были высокомерные, жеманные создания, точно так же следящие за модой и глядящие на всех свысока, как и их хозяйки. Среди камеристок попадались веселые, розовощекие деревенские девушки, которые со школьной скамьи прислуживали своим хозяйкам, но встречались и робкие серые мышки, вечно терзаемые страхом, что их уволят.

В камеристках леди Англесси служила худощавая женщина лет под тридцать, или чуть больше, по имени Тэсс Бишоп. У нее были соломенного цвета волосы и желтоватый цвет лица, и с первого взгляда ее легко можно было принять за кроткую, запуганную служанку. Но в серых глазах читался ясный ум, и поступь была тверда, когда она вошла в комнату экономки, которую своевольно занял Себастьян для предстоящей беседы.

Она была одета во все черное, как подобало служанке в доме, где царит траур. В этот воскресный день ей полагался выходной, но поверх бомбазинового платья она повязала фартук. Было ясно, что Себастьян оторвал ее от работы, и тут его осенило, что, вполне вероятно, она укладывала вещи. Действительно, зачем вдовцу оставлять у себя камеристку?

Женщина замерла на пороге и оглядела Себастьяна с нескрываемым подозрением.

– Что-то я не вижу у вас дубинки, – сказала она, имея в виду традиционный атрибут полицейских сыщиков.

Настоящий сыщик, скорее всего, тут же осадил бы ее: «Оставь свою дерзость, девушка» – и приказал бы ей сесть. Но опыт Себастьяна доказывал, что с большинством людей проще найти общий язык, если проявить уважение к их достоинству. Поэтому он просто сказал:

– Прошу вас, присаживайтесь, – и подвел ее к стулу с высокой спинкой, который заранее поставил у окна, выходящего на промокший от дождя сад.

Женщина помешкала в нерешительности, потом все-таки села, сложив руки на коленях и выпрямив спину, – неприступная, как монашка.

– Я бы хотел задать вам несколько вопросов о леди Англесси, – сказал Себастьян, прислоняясь к стене. – Нам известно, что ее светлость покинула дом в среду около полудня, уехав в наемном экипаже, и мы надеемся, что вы знаете, куда она отправилась.

– Я ничего не знаю, – буркнула камеристка.

Себастьян ласково улыбнулся.

– И у вас даже нет никаких предположений?

Суровое непримечательное лицо женщины не осветилось ответной улыбкой.

– Нет, сэр. Она ничего не сказала, а у меня не то положение, чтобы совать нос в дела господ.

Себастьян скрестил руки на груди и покачался на пятках.

– Весьма похвально. Но камеристки, даже не проявляя любопытства, зачастую многое знают о своих хозяйках, хотя те не посвящают их в свои дела. К примеру, вы абсолютно уверены, что леди Англесси случайно не обронила хоть какой-то намек? Например, когда просила вас приготовить ей платье на выход?

– Она сама выбрала платье – простой дневной наряд с подходящей по цвету пелериной, как и полагается модной даме, когда она собирается на прогулку.

Решив пойти другим путем, Себастьян опустился на стул напротив камеристки.

– А скажите-ка мне, мисс Бишоп, как вы думаете, его светлость и леди Англесси ладили между собой?

Тэсс Бишоп уставилась на него непроницаемым взглядом.

– Не понимаю, что вы имеете в виду?

– Думаю, понимаете. – Он уперся локтями о колени и подался вперед, словно приглашая ее к откровенности. – К примеру, они ссорились?

– Нет.

– Никогда? – Себастьян недоверчиво поднял бровь. – Муж и жена прожили вместе четыре года и без всяких ссор? Даже никаких мелких размолвок?

– Если они и ссорились, сэр, то я этого не слышала.

– Встречалась ли она когда-нибудь с человеком по имени Ален, шевалье де Вардан?

В глазах Тэсс Бишоп что-то промелькнуло, но она тут же потупилась, уставившись на свои крепко сжатые руки.

– Ни разу не слышала этого имени.

Себастьян изучал неподвижное, враждебное лицо камеристки. Он решил, если даже после смерти Гиневры Англесси служанка проявляла такую преданность, то это многое говорило о хозяйке.

– Как долго вы прослужили у ее светлости? – неожиданно переменил тему Себастьян.

– Четыре года, – ответила Тэсс Бишоп, слегка расслабившись. – Я поступила к ней незадолго до ее замужества.

Себастьян откинулся на спинку стула.

– Полагаю, это естественно, что молодая дама, собираясь вступить в такой блестящий союз, захотела взять к себе в камеристки более опытную девушку, чем та, которую она привезла с собой из деревни.

– Со мной все было не так. Я впервые поступила в услужение к даме.

– Неужели?

– Да, так. Раньше я была швеей, а мой Дэвид работал плотником. Но его забрали во флот, как раз незадолго до обстрела Копенгагена, – она помолчала. – Он погиб.

– Мне очень жаль, – сказал Себастьян, хотя его сочувствие прозвучало как дежурная фраза.

– После этого я делала, что могла, чтобы обеспечить нас, но…

Она умолкла, не договорив, словно пожалев о сказанном.

– Нас? – продолжал допытываться Себастьян.

– У нас родился ребенок. Девочка. – Тэсс Бишоп отвернулась от собеседника. – Я заболела. Норму больше не выполняла, поэтому меня уволили. Потом и ребенок тоже заболел.