Когда умирают боги

Она так нервничала, что все равно не смогла бы опять уснуть, а потому отправилась пораньше на поиски портнихи, сшившей Гиневре Англесси смертный саван. Задача оказалась не такой трудной, как она ожидала. Выехав из дома сразу после завтрака, Кэт посетила всего лишь трех модных модисток, прежде чем нашла заведение, где было сшито зеленое атласное платье.

— Mais oui, я прекрасно помню это платье, — сказала мадам де Блуа, владелица дорогой маленькой мастерской на Бонд-стрит. — В прошлом сезоне его заказала у меня леди Эддисон Пиблт.

Кэт пришлось прикусить губу, чтобы не сказать: «Вы уверены?» Особа, о которой шла речь, была красивой, но невероятно тупой богатой наследницей, около двух лет тому назад вышедшей замуж за лорда Эддисона Пиблта, младшего сына герцога Фарнема. Лорд Эддисон был таким же пустоголовым, как его молодая жена, поэтому в обществе их частенько называли «лорд и леди Трухлявые Мозги». Было трудно представить, чтобы кто-то из них имел отношение к убийству Гиневры Англесси.

— Прелестное платье, не правда ли? — продолжала щебетать мадам де Блуа. — Хотя этот оттенок зеленого не совсем подходит молодой даме с таким цветом волос, как у леди Эддисон, да? Я пыталась отговорить ее, но она даже слушать ничего не захотела. — Модистка поцокала языком, качая головой. — Для вас, я думаю, мы подберем что-нибудь в сапфировых тонах, да? Ну и, конечно, с более смелым декольте.

— Конечно, — улыбнулась модистке Кэт.

Себастьян никогда не понимал, почему принц-регент гак очарован Стюартами.

Принни жаждал популярности, его искренне огорчали гул и шипение, с которым его встречали повсюду.

И тем не менее, несмотря на растущее в обществе недовольство его бесконечными долгами и чудовищной расточительностью, он даже не пытался хоть как-то умерить свои аппетиты. Женщины и дети умирали с голоду на улицах, а принц закатывал роскошные банкеты, на которых знатные гости могли выбирать из сотни горячих блюд. Английские солдаты на фронте дрожали от холода в изорванных формах, а регент продолжал заказывать десятками бриджи и жилеты таких маленьких размеров, что никогда не мог их носить. Бедная Англия стонала под бременем вечно растущих, чудовищных налогов, но это не останавливало принца от того, чтобы обратиться в парламент с петицией заплатить его карточные долги.

Некоторые верили, что принцем движет злой гений, но Себастьян полагал, что истина, вероятно, гораздо менее лестная. Принни жаждал любви, но хотел, чтобы его любили таким, каков он есть, и не собирался менять те отвратительные привычки, за которые его ненавидели. Стоя перед выбором между популярностью и жизнью в собственное удовольствие, Георг-гедонист всякий раз одерживал победу над Георгом-принцем.

Тем не менее с каждым годом его симпатии к Стюартам только возрастали. Казалось, он и завидует этому роду, и отождествляет себя с ним. Когда-то Стюартов так возненавидели, что они навсегда потеряли английский трон, и все равно со временем им удалось снискать романтический ореол. Жалкие и одновременно трагические фигуры в истории, Стюарты стали тем, чем Принни никогда не станет: героями легенд.

Но безусловно одно — судьба этих обреченных принцев нависла и над ним. Себастьян думал, что к симпатиям и зависти регента примешивался страх: Георг не мог не понимать, что участь Стюартов когда-нибудь постигнет и его самого.

Принц-регент хранил свою растущую коллекцию документов и памятных вещей династии Стюартов в специально отведенной для этого комнате в Карлтон-хаусе и с радостью демонстрировал ее любому, кто ни попросит. Таким образом, Себастьян оказался в тот день в зале, отделанном красным шелком с золотыми кистями и устланном ковром с фамильным узором Стюартов.

— Этим мечом сражался Карл Первый в битве при Нейзби,[16] — сообщил принц, благоговейно вынимая тяжелый старомодный меч из стеклянного шкафа, какими были заставлены все стены. Шкафы, как заметил Себастьян, не запирались; любой, кто имел доступ в зал, мог взять из них что угодно.

— А вот это, — сказал принц, сияя от удовольствия и гордости, — носил Яков Второй, — Толстые неловкие пальцы дрожали, когда он разглаживал потертую и выцветшую ленточку ордена Подвязки; Себастьяну на секунду показалось, будто принц погрузился в какие-то воспоминания.

Через минуту регент очнулся и, топая толстыми ногами, прошелся по залу. Он завел рассказ о документах, связанных с биографией Якова II, которую собирался заказать написать.

Себастьян тащился в хвосте, на секунду задержавшись у витрины с драгоценностями семнадцатого века, а потом замер как вкопанный, когда оказался у шкафа, оббитого внутри красным бархатом. Там, в специально вырезанном гнездышке, лежал усыпанный драгоценными камнями шотландский кинжал с прямым лезвием, тот самый, который торчал из спины Гиневры Англесси.