— У меня это было с дядей, не родным по крови, а одним из братьев моей мачехи. Как и ты, я держала это в тайне. Мне исполнилось пятнадцать лет, я была чуть старше твоей Дианы. Отец только что посватал меня за моего кузена Квинта, но, поскольку отец отсутствовал, свадьбу пришлось отложить. Меня это вполне устраивало. Я не спешила выходить замуж, подобно большинству девушек. Но конечно, если бы я была замужем, тогда, возможно… — Она глубоко вздохнула и продолжала рассказывать: — Дядя Марк всегда смотрел на меня определенным образом. Вы знаете, что я имею в виду, — остальные женщины сочувственно закивали. — Возможно, именно сватовство и подтолкнуло его, поскольку он мог думать, что, когда Квинт получит меня, у него не останется никаких шансов. Как-то однажды он застал меня одну в нашем семейном саду на берегу реки, — она глубоко вздохнула; — После таких вещей всегда хочется спросить, как только боги допускают подобное.
— Ты никогда не говорила своей мачехе? — спросила Вифания.
— Тогда я ненавидела ее. И возненавидела еще больше после того, что сделал со мной дядя Марк. Ведь он был ее братом. Я не доверяла ей. Я боялась, что она может встать на его сторону.
— А что же твои братья? — спросила Диана.
— Мне надо было рассказать им. Я призналась в этом Публию, но лишь много лет спустя, когда дядя Марк был уже давно мертв.
— Но твои сестры — наверняка ты говорила им об этом, — сказала Вифания.
— Мои сводные сестры были ближе к матери, чем ко мне. Я не могла быть уверена, что они не расскажут обо всем ей. Нет, единственным человеком, которому я рассказала о происшедшем, была старая рабыня, которая служила моему отцу еще задолго до моего рождения, но я сделала это лишь после того, как поняла, что дядя Марк зачал во мне ребенка. Рабыня показала мне, что делать, но предупредила, что если я исторгну ребенка, то никогда больше не смогу рожать сыновей.
— Римское суеверие! — прищелкнула языком Вифания.
— Однако со мной так и произошло. Это вторая причина, по которой я никогда не говорила своему мужу о том, что сделал со мной дядя Марк и какие были последствия. Квинт стал бы упрекать меня за то, что я родила ему дочь, а не сына. Возможно, он стал бы упрекать меня за то, что я завлекала дядю Марка. Именно так обычно думают мужчины. Квинт знал, что он у меня не первый, но он так ничего и не узнал о дяде Марке. Он так и умер, не подозревая правды.
Я слушал, смущенный, а затем изумился еще больше, когда Клодия наклонилась вперед и, взяв руку Вифании, сжала ее.
— Но ты сказала, что с тобой было то же самое, Вифания, ты тоже держала это в секрете.
Вифания потупила взгляд.
— Кому я могла сказать? Свободная римская женщина может найти защиту в законе или в своей семье, но египетская рабыня в Александрии? Тот человек часто делал это с моей матерью, пока она была жива; она говорила, что обращение хозяина в конце концов убьет ее, что и случилось. После ее смерти он обратился ко мне. Я была гораздо моложе, чем ты, Клодия, я даже не смогла бы еще зачать ребенка. Он сделал это со мной только однажды, вернее, попытался сделать. Вероятно, он полагал, что я буду уступчива, как моя мать, но после всего, что она рассказывала мне, я знала, что меня ждет, и решила лучше умереть, чем позволить ему все это со мной делать. Он связал мои запястья веревкой, как часто делал с моей матерью. Он любил подвешивать ее на крюк, вбитый в стену. Я видела ее в таком положении, видела, что он с ней делал, и когда он попытался сделать то же самое со мной, на меня напало безумие, то безумие, которое боги вкладывают в людей, чтобы придать им силы. Я оказалась более проворной, чем он думал. Я вывернулась. Наша схватка перешла в драку. Я била его со всей силой, на какую была способна. Он швырнул меня об стену так, что я думала, мне пришел конец. Я не могла дышать. Сердце мое остановилось. Он мог делать со мной, что хотел. Он мог меня убить. Он был сильным, знатным человеком. Никто не стал бы уважать его меньше из-за смерти какой-то рабыни. Никто не спросил с него за смерть моей матери. Никто бы не стал расследовать и мою смерть.
— О мама! — Диана крепче прижалась к ней. Клодия прикусила губу. Хризида склонила голову. Глаза Вифании сверкнули, но веки остались сухими.