Когда возвращается радуга. Книга 2

— Тогда ты станешь безопасной для Османской короны. Навсегда. Но ты не можешь всю жизнь оставаться вдовой. Замужество, принятие новой веры и ребёнок, рождённый в твоей новой вере — вот твоё спасение. Даю тебе два года. Этого достаточно, чтобы красивой, молодой и богатой вдове найти подходящего избранника. Я напишу королю Генриху, он поможет с выбором. Если через два года ты не будешь хотя бы в тягости — я пошлю Али-Мустафу за твоей головой, и он привезёт мне её, будь уверена.

— Два года, — прошептала Ирис.

— Да, рыжая дева. Ведь всё ещё дева, не так ли?

— А если… — Она вдруг дерзко взглянула прямо в лицо султану. — Если я найду другой способ?

Он неожиданно рассмеялся.

— Тогда я полностью уверую в то, что мой друг — пророк, и, предвидя наш нынешний разговор, научил тебя, как обороняться! Вот тебе моё слово, маленькая лиса: если через назначенный мною срок твоё существование станет для меня безопасным — я навсегда забуду о планах пресечь твою жизнь. Клянусь всеми именами Аллаха, так и будет!

Ирис опустила глаза… и слабо улыбнулась.

— Так и будет. Принимаю твою клятву, Повелитель. И… благодарю.

Вспыхнули и погасли факелы. В полумраке сверкнул голубой глаз Хромца, не распознавший за время разговора ни капли лжи или попыток притворства. Ибо Ирис была верна правилу, привитому дорогим эфенди: не лгать!

Султан сдержал вздох, рвущийся из груди.

Да. В этой девочке чувствовалась кровь Османов. И… Чингизидов, наверняка, недаром, поговаривают, у них, задолго до появления на свет Эртогрула, были общие предки. Иначе откуда у девчонки такой своеобразный разрез глаз и высокие скулы?..

— Тебя ждёт корабль, — бросил по-прежнему сухо. — И, надеюсь, удача. Да хранит тебя Всевышний и тот бог, кого ты потом изберёшь. Спроси у капитана название корабля.

Это были его последние слова, сказанные Ирис.

Хромец повернулся — и вышел, печатая шаг. Бросил на ходу охранникам:

— Гостью проводить до кареты, с почётом и уважением!

… — А я что скажу, госпожа, — торопливо зашептал выскочивший, как шайтанчик из табакерки, Назар, едва она, шатаясь от усталости, перетупила порог дома. Рухнул на колени, помогая хозяйке разуться. — Мы на счастливом корабле поплывём, ага! А вы меня возьмёте с собой? Корабль тот ещё от прежнего султана остался, и, говорят, все сражения выигрывал. Непобедимый, ага! И прозывается он — «Солнцеподобный Баязед», вот! Это просто в угоду новому султану имя старого с кормы убрали, ага…

Глава 2

Она-то, наивная, решила, что за неделю привыкла к качке. Да разве можно свыкнуться с этой чудовищной бесконечной пыткой?

Очередной нырок корабля вперёд и вниз заставил сердце сжаться, а внутренности подпрыгнуть. Хорошо, что Ирис больше не мутило, иначе бы к прелестям болтанки прибавилась бы ещё одна неприятность. А тут, вдобавок, слишком живое воображение разворачивало перед мысленным взором такие картины, что хоть сразу помирай. Хоть Ирис и затаилась в каюте, но живо представляла, что творится там, наверху: как галеас, угнувшись, зарывается носом в водную толщу, как взметаются над ним пенные буруны, как прокатывается по палубе толща воды, сметая за собой всё, что недостаточно надёжно прикреплено, обрывая снасти, сшибая и уволакивая неосторожных, оказавшихся в недобрый час снаружи… Впрочем, что там делать сейчас людям? Наверняка экипаж отсиживается в кубрике… Ой, нет! Сквозь рокот и перекат, стон деревянной обшивки, сквозь завывания ветра доносятся обрывки криков — да, именно обрывки, ибо звуки, словно паруса, что не успели вовремя опустить, рвутся в клочья и разносятся над морской пучиной… Значит, никто не прячется, как она, не дрожит, не трясётся, а борется с ветром, со стихией…

Боженька, хоть бы все остались живы, хоть бы…

Эти разодранные, а затем и сорванные с матч лохмотья парусины Ирис видела совсем недавно. Когда, ошалев от непрерывной болтанки, кое-как отвязала себя от койки и, держась за надёжные с виду, а на самом деле, так и выскальзывающие из-под рук железные скобы, вделанные в стену. Перебралась к иллюминатору. И поняла, что не в добрый час. Лучше бы она этого не делала.

Но не могла она больше лежать, не могла! Измученно пялиться в потолок, перекатываться сбоку набок, если корабль разворачивало, и волна величиной с дом ударяла прямо в борт, а когда «Солнцеликий» возвращался на прежний курс — то приподниматься вместе с ложем, то откидываться так, что кровь приливала к голове…