Когда время штормит (СИ)

Таким должностным лицом и считал сам себя Яков Соловьев, неприметный хранитель шифров и лицо, ответственное за всю засекреченную аппаратуру, которая испытывалась на новом корабле, вроде новейших радаров и систем наведения оружия. На самом деле Соловьев числился оперуполномоченным особого отдела, ведя не только учет кадров, но и тайную слежку за моряками экипажа новейшего эсминца на предмет выявления неблагонадежных среди личного состава. И для этого он вербовал себе добровольных помощников по всему кораблю. А еще в компетенции Якова Ефимовича находились разведка и контрразведка. Времена Лаврентия Берии уже ушли к этому моменту в прошлое вместе с ним самим, но его наследие пока еще крепко сидело в органах государственной безопасности СССР. А сам Соловьев сформировался, как специалист в своей специфической области, именно при Берии.

Соображал Яков всегда четко, а его расслабленно-пьяненький внешний вид являлся лишь необходимой маскировкой, призванной усыплять бдительность тех, за кем он внимательно наблюдал. Маска недалекого алкоголика позволяла легко втираться к людям в доверие. Ведь пьющего и сонного человека мало кто сочтет для себя опасным. Вот только эта маска с годами все больше прирастала к его собственной натуре.

Особый статус позволял Соловьеву быть начальником самому себе. На эсминце он не подчинялся никому, даже командиру корабля. А штурманскую рубку в качестве своего боевого поста он облюбовал потому, что она находилась сразу за мостиком, примыкая к ходовой рубке, главному командному пункту эсминца. Тут же рядом находилась и рубка связи с шифровальным постом. Так что, сидя в штурманской, Соловьев всегда оставался в курсе всех главных корабельных событий. И отсюда он мог беспрепятственно и ненавязчиво наблюдать и за замполитом, и за самим командиром эсминца.

Вот только на этот раз Соловьев, действительно, задремал. Сильная качка, по-видимому, так подействовала на его изношенный уже организм. А еще он вчера перебрал немного. И тут он вспомнил о докторе. Молодой судовой врач, лейтенант медицинской службы Дмитрий Ефремов с удовольствием общался с Соловьевым. Хотя сферы их деятельности, вроде бы, и никак не пересекались. Да и возраст был очень разный. Дистанция между ними составляла почти двадцать лет. Тем не менее, они всегда находили общие темы для разговоров, потому что оба нуждались в собеседниках и собутыльниках.

Ефремов, конечно, не догадывался, что Соловьев поначалу подружился с ним, занимаясь своей работой, проверяя молодого человека, на счет которого имелись сигналы. Оказывается, во время обучения на врача, писал Ефремов какие-то вольнодумские антисоветские стишки и рассказывал политические анекдоты, высмеивая коммунистическую партию и ее вождей. Вроде бы и ничего доказано не было. Но, кто-то же написал в органы несколько анонимок? А дыма без огня не бывает. Хотя, хода анонимкам в органах сейчас уже сразу не давали, но все равно, надо было проверить благонадежность этого товарища эскулапа, на всякий случай.

Вот и удалось Соловьеву судового врача завербовать, когда он однажды, сильно напившись, начал читать те самые свои стихи Якову Ефимовичу, да и пару таких похабных анекдотов рассказал про Хрущева, что волосы дыбом встали у оперуполномоченного. Раньше за такое можно было человека сразу в лагеря отправить. Причем, очень надолго. Но, сейчас уже то время прошло. А вот сотрудничать с органами по причине наличия компромата молодой врач согласился без лишних уговоров. И его, конечно, теперь легко можно откомандировать в составе аварийной партии на борт этой непонятной власовской яхты. Самому Соловьеву переплывать с эсминца на яхту в шторм совсем не хотелось. А Ефремова почему бы и не послать вместо себя? Он же доктор все-таки, а потому не должен вызвать никаких подозрений. Тем более, что они там просят помощи.