Когда время штормит (СИ)

И тут Кардамонов услышал, как запела Лаура. «Вот это голос! Поет без музыки известную песню, и вполне неплохо получается! Даже не думал, что эта девица, которая поет, в основном, современные незапоминающиеся песенки, способна на такое высокое искусство!» — удивился про себя Кардамонов. И, изменив свой маршрут, он решил засвидетельствовать почтение исполнительнице, для чего собрался подобрать с пола цветы, упавшие во время перестрелки вместе с вазой, которая разбилась, возможно, из-за попадания пули. И теперь в лужице воды и стеклянных осколков лежали разноцветные хризантемы. Их еще не затоптали, и выглядели цветы вполне сносно. Подняв их и расправив, Кардамонов направился к Лауре, которая пела прямо с разгромленной сцены.

Когда девушка закончила петь, никто не стал аплодировать ей, кроме Кардамонова. Врачи, медсестры, добровольные санитары и стюардессы занимались ранеными, которые громко стонали и даже матерились на русском и английском языках. А еще вовсю стрекотала машинка в руках у парикмахера. Песня на какое-то время заглушила все эти звуки, но, как только пение завершилось, звуковой фон тут же напомнил о себе снова, никуда не девшись. И, конечно, Лаура не могла не заметить своего единственного восторженного слушателя. Она мило улыбнулась режиссеру, приняв от него скромный букетик. А Кардамонов, боясь выглядеть старорежимным, все-таки решился поцеловать даме ручку.

И в этот момент за его спиной Вера проговорила с шипением:

— Решил поволочиться еще за одной юбкой, мерзавец!

Оказывается, жена Кардамонова все-таки набралась смелости и, одевшись в короткое розовое вечернее платье со стразами, которое шло ей ненамного больше, чем седло корове, выдвинулась из каюты в поисках не только еды, но и своего мужа. И вот она нашла его, целующим руку Лауре. Причем, самой Вере руки муж никогда не целовал. Кардамонов вообще почти не целовал Веру, предпочитая во время занятий любовью разные грубости. А тут такое! И он, конечно, пытался оправдаться, обернувшись к жене и промямлив:

— Ты не понимаешь, Верочка, это же высокое искусство! И я только отдаю дань…

— Дань он отдает, понимаешь ли! Вот и будешь дань отдавать до конца жизни банкам, когда разведусь с тобой! Не забывай, что у нас брачный контракт! — воскликнула Вера.

Лаура смотрела на семейную сцену удивленно и хлопала глазами. А Вера сказала ей:

— Ты бы постыдилась свои песенки петь в такой момент, когда вон сколько людей вокруг умирает! Тоже мне певица! Никакого чувство такта нет! Ну что за дура такая? Нашла время, чтобы распевать здесь, бесстыдница!

— Но, у меня же по расписанию сейчас концерт, — замялась Лаура. Зная, что Вера родная сестра Бориса Дворжецкого, она боялась возразить ей что-либо.

А Вера прикрикнула на нее:

— Пошла вон! Не до тебя сейчас. Неужели не понятно?

* * *

Побритый и намазанный чем-то, вполне приятно пахнущим, Френсис Дрейк не мог понять, почему прервалось великолепное пение. Сквозь стрекотание непонятного предмета для стрижки и бритья он слышал, что с той стороны, откуда звучал необыкновенный голос, донеслись какие-то женские крики, а потом пение больше не возобновлялось. Капер не понимал этого языка, но интонации сказали ему о многом. Так могла кричать только рассерженная женщина.

Перенеся травму головы, Дрейк до сих пор не мог точно понять, где же находится. Он лишь подозревал, что, судя по стонам раненых, попал в какой-то необычный госпиталь. Он слышал не только незнакомый язык, но и ругательства на английском. И, судя по выражениям, вокруг тоже находились люди с его корабля. Ведь так смачно ругаться могут только английские матросы! А значит, надежда, что все кончится не так уж и плохо для них, все-таки имелась. Дрейк рассудил, что, если бы его и остальных пленников с «Золотой лани» хотели убить, то уже убили бы, а не стали оказывать им помощь.

Он сам и его матрос, которого разместили прямо напротив, лежали, скорее, словно почетные гости, а не пленники. Пленным вряд ли предоставят столь мягкие ложа и станут петь такие приятные песни. И это Френсиса немного успокаивало, а расстраивало в этот момент то, что чудесное пение прекратилось и более не возобновлялось. И тут он внезапно вспомнил, что незадолго до появления непонятного разноцветного свечения между океаном и небом, ему доложили, что на горизонте с марса фок-мачты замечен остров. Но, что это за земля, не знал никто.

* * *

К ночи Дмитрий Ефремов ощущал себя сильно измотанным. Но, чувство долга заставляло его не уходить отдыхать, а продолжать оказывать медицинскую помощь всем тем, кому еще возможно было помочь. В приоритете, конечно, были пострадавшие с «Вызывающего» и с «Богини». Но и виновникам всего этого членовредительства, английским пиратам, медики тоже помогали, чем могли, соблюдая врачебную этику и клятву Гиппократа. Тем более, что те из англичан, кто непосредственно принимал самое активное участие в убийствах в первых рядах абордажной партии, поплатились за это своими жизнями.