Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было

За лето 1241 года Субэдэй упрочил контроль над Восточной Венгрией и занялся подготовкой следующей зимней кампании[380] – вторжения в Италию, Австрию и Германию. В Западной Европе царила паника; отчаянные попытки организовать коллективный отпор ни к чему не приводили. Сразу после Рождества монголы переправились через замерзший Дунай. Их передовые отряды перешли Альпы перевалом Бирнбаумер-Вальд и вышли в Северную Италию, а разведчики второй колонны долиной Дуная двинулись к Вене.

И тут в дело вмешался случай, в котором многие охотно усматривали божественное провидение.

Неожиданно из Каракорума пришло сообщение: 11 декабря 1241 года умер великий хан Угедей, сын и преемник Чингисхана. Закон же, установленный Чингисханом («Яса»), недвусмысленно гласил, что «в случае смерти правителя все чингизиды, где бы ни находились, обязаны незамедлительно вернуться в Монголию, дабы принять участие в курултае – выборах нового великого кагана».

Скрепя сердце, Субэдэй был вынужден напомнить троим ханам-чингизидам (Батыю, Кайду и Кадану) об их династическом долге. Монгольские тумены отступили буквально от самых стен Венеции и Вены, население которых было охвачено смертельным страхом, и больше никогда уже не возвращались. Их обратный путь на восток пролег через Далмацию и Сербию, а потом через северную Болгарию – в результате Сербское и Болгарское царства оказались опустошены и разорены подчистую.

Схема битвы на р. Шайо (или, иначе, Сайо)

Отдельного упоминания заслуживает малоизвестный эпизод, послуживший своеобразным эпилогом этого похода. Один тумен[381] под командованием хана Байдара двинулся из Северной Италии на Запад. Пройдя югом Франции, монголы, практически не встречая сопротивления и легко отражая эпизодические мелкие атаки[382], Ронсевальским ущельем углубились в Пиренеи, затем стремительно прошили весь Иберийский полуостров и вышли к берегу Атлантического океана. Таким образом был выполнен завет Чингисхана – достичь «последнего моря». Здесь они набрали (Бог уж весть, во что) соленой океанской водицы и тем же скорым маршем двинулись обратно. О темпах этого продвижения красноречиво свидетельствует тот факт, что основные силы Субэдэй-багатура они догнали уже в Северном Причерноморье.

Да, завоеватели ушли из Западной, Центральной и Восточной Европы. Но не потому, что завоевание этих стран оказалось непосильной для них задачей. И убедительно продемонстрировали европейцам, кто хозяин на поле боя. Следовательно, говорить о том, что русские «необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы» не приходится. Хорош край Европы – Венеция и Вена, не говоря уж об атлантическом побережье…

Грозный тыл

Перейдем теперь к другой части пушкинского тезиса: «варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока». Почему монголы возвратились на Восток, мы уже знаем. Замечу, кстати, что сама по себе их экспансия с уходом из Европы отнюдь не умерилась, завоевательский пыл ничуть не иссяк, – один знаменитый Желтый крестовый поход чего стоит[383]! – просто сменилось направление. Иногда говорят, будто смутила монголов европейская городская культура, с которой им-де было не совладать, и они почли за благо удалиться; что здешние лесистые пространства не давали развернуться монгольской коннице. Однако и городов[384], и лесов на Руси хватало. Так ведь не помешали они одним, не спасли других… И в Азии, где мощно двинулась на юг и на запад империя хулагуидов – потомков хана Хулагу внука Чингисхана через младшего сына, Толуя, – городов хватало. Что опять-таки не помешало и не спасло. Так что приходится признать, ушли монголы по собственной воле, а не вернулись и не продолжили завоеваний в силу изменения политических интересов.

Так что порабощенная Русь в тылу тут ни при чем. Да и с порабощением не все ясно. Чего стоит одна лишь деталь: отправляясь покорять Европу, Батый ни в одном русском городе не оставил гарнизона. И это в совсем недавно завоеванной-то стране! Тем не менее он полностью полагался на лояльность местных правителей. Причем практика подтвердила, что хан имел к тому все основания: русские князья с готовностью признавали владычество Орды. Более того, оно было им выгодно: эту внешнюю силу они с удовольствием использовали в собственных семейных распрях[385] (не забудем, что практически все они были связаны родством или свойством). Как писал в своей «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» граф Алексей Константинович Толстой,

Что день, то брат на брата
В орду несет извет;
Земля, кажись, богата –
Порядка ж вовсе нет.