– Я тогда сказал “Тем лучше”, помните? Того типа приняли люди Декартье, комиссара девятого округа.
– Черт, и вы не двинули этому гаду в морду?
– Ретанкур, – мягко одернул ее Адамберг.
– Извините.
– Я ведь только что вам говорил, что ей незачем об этом знать. Вот ее ключи. Положите их как-нибудь в ее сумку. Я заберу компьютер и записи, как только представится возможность. А пока уничтожьте эту гадость. – Он положил устройство ей на ладонь. – И гору круассанов Фруасси.
– Круассанов?
– Чтобы она не знала, что я их утром не съел. Это тоже очень важно.
– Хорошо, обязательно.
– Когда она вернется утром домой, она обнаружит, что вода у соседа больше не сливается. И все будет хорошо.
– Она больше не заходит в эту проклятую ванную комнату. Как же она узнает?
– И то верно.
– Вижу только одно решение. Завтра приглашу ее поужинать со мной.
– И?..
– И, заехав за ней, попрошусь помыть руки. И сообщу, что сосед воду не сливает. Еще несколько раз проверю: ничего. Скажу, что сосед, наверное, починил свой бачок, слишком чувствительный к вибрации почвы.
– Такое бывает?
– Нет. Но я ее сумею убедить, приложу все силы.
– Думаю, в этом я могу на вас рассчитывать.
– Проблема в том, что я никогда не приглашала ее вместе поужинать. Правда, есть один способ, – сказала Ретанкур, немного помолчав. – Она помешана на Вивальди, вы ведь знаете.
– Нет, впервые слышу.
– Да, Вивальди! В воскресенье в маленькой церквушке недалеко от моего дома будет концерт. Скажу ей, что мне не хочется идти на него одной. Это сработает.
– Вы все равно собирались туда идти?
– Вот уж нет!
– А как вы объясните, что сами едете к ней, вместо того чтобы ей к вам приехать?
– Я не буду ничего объяснять, я собираюсь ее убедить.
– Ну да, конечно.
– Комиссар, и еще минутку: я против этого паука, совершенно против.
– Я знаю, лейтенант. Впрочем, может, не будем это снова обсуждать? Хотя обсуждения и не было.
– Действительно, какой смысл?
– Значит, на этом и закончим.
– Только вот еще что, комиссар: если займетесь этим поганым пауком и вам кто-нибудь понадобится, я буду тут.
Сунув руки в карманы, с легкой улыбкой на губах Адамберг направился к зданию. Он вошел в кабинет Фруасси, слишком поглощенной поисками, чтобы заметить его появление. Ему пришлось положить руку ей на плечо, и она вздрогнула.
– Сделайте передышку, лейтенант. Пора немного расслабиться.
– Но я только начала хоть что-то находить.
– Тем более, пойдемте во двор, прогуляемся. Вы заметили, что расцвела сирень?
– Я?! – обиженно откликнулась Фруасси. – Как вы думаете, кто ее поливал, когда она стала засыхать? Когда вы еще были в Исландии?
– Вы, лейтенант. Но есть еще кое-что. Вы помните пару дроздов, которая свила гнездо среди побегов плюща три года назад? Так вот, они вернулись. И самка высиживает яйца.
– Вы думаете, это те же самые?
– Я спросил у Вуазне. Это они. Он уверен. Самец здорово отощал. У вас не найдется немного сливочного кекса? Они от него без ума. Знаете, Фруасси, мне хотелось бы, чтобы сотрудники не ходили по кабинетам и не обсуждали паука-отшельника.
– Я поняла. Подождите меня в коридоре, мне нужно кое-что закончить.
Адамберг удалился. Все знали, что Фруасси никогда не открывает при свидетелях шкаф со своими припасами, считая, что ее тайна нерушима. И в то же время прекрасно зная, что это не так. Она догнала его через несколько секунд, неся два ломтика кекса в руках и свой ноутбук под мышкой.
– Они вон там, – сообщил Адамберг, когда они вышли во двор, и показал на скопление переплетенных травинок, висящее на плюще в двух метрах от земли. – Вы ее видите? Мамашу? Не подходите слишком близко. А это самец.
– Да, вы правы, он хиловат.
Фруасси аккуратно положила компьютер на каменную ступеньку и начала крошить первый ломтик кекса.
– Так вот, о сиротском приюте, – заговорила она. – Речь идет о детском доме “Милосердие”. Это учреждение было реорганизовано двадцать шесть лет назад, теперь это центр помощи подросткам. А значит, архивы могли быть уничтожены или перевезены в другое место.
– Никаких шансов, – вздохнул Адамберг, который раскрошил второй кусок кекса и стал кормить птиц.
– Подождите. Прежний директор умер – ему сейчас исполнилось бы сто одиннадцать лет, – но у него был сын, и он вырос в этом “Милосердии”. Не совсем, он жил отдельно от остальных, но ходил на уроки и ел вместе с воспитанниками. Похоже, пошел по стопам отца: он стал детским психиатром. Лечит детей. Сейчас, одну секунду.
Фруасси белоснежным платком вытерла пальцы, жирные от кекса, и стала что-то искать в компьютере.
– У меня вылетело из головы название книги, – объяснила она, а тем временем Адамберг вытер замасленные ладони о брюки.
– Вы испортите брюки.
– Это вряд ли. Какая книга?