– Думаю, это она, – сказал Вейренк, глядя на нее из-за стекла машины. – Такие как раз и дарят от чистого сердца дохлых пауков.
– Ты просто завидуешь, Луи, что у меня он есть, а у тебя нет.
Ирен, видимо, обрадовалась встрече с комиссаром, но, пожимая ему руку, она перевела взгляд на Вейренка, рыжие пряди которого горели на нимском солнце, и замерла. Смущенный Адамберг подхватил и энергично потряс ее повисшую руку.
– Спасибо, что приехали, мадам Руайе.
– Мы же договорились – Ирен.
– Да, правда. Познакомьтесь с моим коллегой, лейтенантом Вейренком. Он помогает мне с пауками-отшельниками.
– Но я-то никогда не обещала вам помогать.
– Я помню. Однако поскольку мы были в трех шагах от вас, я решил позвать вас, чтобы поблагодарить.
– И все? – разочарованно спросила Ирен. – Значит, никаких новостей на самом деле нет? Вы постоянно говорите неправду, комиссар?
– Для начала давайте пойдем на вокзал, в кафе. Мы чуть не сварились в машине.
– Да я с удовольствием, у меня ведь артроз.
Адамберг, уже по привычке, взял Ирен под локоток и повел к стоявшему в стороне столику у окна, выходившего на железную дорогу.
– Вам больше камни в дом не залетали? – спросил он, усаживаясь.
– Нет. Никого с тех пор не кусали, так что дураки понемногу успокоились. Они забывают. А мы нет, не так ли? Что вы делаете в Ниме, позвольте спросить?
– Разрабатывали вашу версию, Ирен. Заказать вам горячий шоколад?
– И вы опять собираетесь потребовать, чтобы я кое-что вам пообещала, да?
– Хранить все в секрете, конечно. Или я не стану рассказывать вам новости. Полицейские обычно не рассказывают, как продвигается следствие.
– Тайна, да, это нормально. Извините меня.
Ирен снова без стеснения принялась рассматривать волосы Вейренка, и было непонятно, чего она больше хочет: услышать новости или узнать, откуда взялся такой феерический окрас. Адамберг взглянул на стенные часы: их поезд уходит в 18:38. Он не представлял себе, как переключить на себя внимание этой маленькой женщины, которая бесцеремонно пошла в наступление:
– Вы красите волосы, лейтенант? Сейчас ведь так модно.
Адамбергу ни разу в жизни не приходилось слышать, чтобы кто-то осмелился расспрашивать Вейренка о его рыжих прядях. Их просто замечали – и помалкивали.
– Это случилось, когда я был маленьким, – совершенно спокойно ответил Вейренк. – Банда мальчишек, четырнадцать ножевых ранений в голову, потом волосы выросли рыжими.
– Вам было не до смеха.
– Да.
– Вот подонки, твари безмозглые. Они делают это ради развлечения, не зная, что такое остается на всю жизнь.
– Вот именно, Ирен, – вмешался Адамберг, дав знак Вейренку достать папку доктора Ковэра. – Я как раз говорил, что мы разрабатывали вашу версию.
– Какую версию?
– Угря под камнем.
– Мурены под скалой.
– Да. Первых двух стариков, которые умерли. Тех, чьи разговоры вы слышали, когда пили свой портвейн.
– Свою рюмку портвейна, только
– Они говорили о своих гнусных проделках, – не дал ей отвлечься Адамберг, – и этого угря я решил выследить.
– И что же?
– Угорь оказался муреной.
– Не могли бы вы выражаться яснее, комиссар?
– Сын прежнего директора приюта сохранил все архивы своего отца. И полное досье на выродков. Они действительно устраивали всякие пакости. Вы не ошиблись. Клавероль был предводителем банды, а Альбер Барраль – его верным последователем. Банда жуков-вонючек.
– Жуков-вонючек?
– Маленьких негодяев. Вы не слишком впечатлительны?
– Я как раз очень впечатлительна.
– Тогда отпейте глоток шоколада и возьмите себя в руки.
Адамберг выложил на стол одну за другой фотографии жертв укусов, начиная с тех, где были видны области некроза. Ирен поморщилась.
– Вы знаете, Ирен, что это такое? Вам это знакомо?
– Да, – ответила она очень тихо, – это некроз от укуса паука-отшельника. Господи, у этого такая страшная рана.
– А у этого осталась обезображенной треть лица. В одиннадцать лет.
– Господи!
Потом Адамберг осторожно выложил перед ней два снимка детей с ампутацией. Ирен тихонько вскрикнула.
– Я не хотел огорчать вас. Я рассказываю вам новости о вашем угре под камнем. Для этих двух малышей в те времена не нашлось пенициллина. Маленький Луи, четырех лет, потерял ногу, а Жанно, пяти лет, лишился ступни.
– Матерь Божья! Это и были их гнусные проделки?
– Да. Им даже дали название – “банда пауков-отшельников”. В нее входили Клавероль, Барраль и остальные. Они ловили пауков и засовывали их в одежду малышей, которых хотели помучить. Одиннадцать жертв, у двоих ампутированы конечности, один обезображен, один стал импотентом.
– Матерь Божья! Но зачем вы мне это показали?
– Чтобы вы ясно понимали – простите, если мы шокировали вас, – что эти два старичка, которые потягивали пастис в “Старом погребе”, – настоящие подонки. Два мальчика, пережившие ампутацию, маленькие Луи и Жанно, были первыми. И эти негодяи беспрепятственно продолжали совершать гнусности на протяжении четырех лет.
– Когда я думаю, – проговорила Ирен, – когда я думаю, что пила рядом с ними портвейн… Что я сидела неподалеку от этих мерзавцев, извините меня, простите. Когда я снова об этом думаю…