Когда вырастали крылья

Комбриг Александр Туржанский никак не ожидал, что ему придется участвовать в конфликте, затеянном ассоциацией ВМАП. Но однажды Баранов его спросил:

- Вы в музыке разбираетесь?

- Музыку люблю.

- Это мне известно. А песню «Все выше» поете?

- Ее все поют.

- Поют… А знаете ли вы, что эта музыка напоминает западный фокстрот? Не марш, а фокстрот, подумайте только, Александр Александрович! До чего мы докатились…

Туржанский уловил шутливую нотку в голосе начальника и в тон ему сказал:

- Это ужасно! Особенно для тех, кто не знает, что под любой марш можно танцевать фокстрот.

- Под любой? Вы в этом уверены? Нуте-с, нуте-с…

И Петр Ионович тут же связался по телефону с ассоциацией ВМАП.

- Говорит Баранов. Читал ваши петиции и разбирался в ваших претензиях. Я не композитор и поэтому консультировался… Туржанского знаете? Да, весьма авторитетный знаток музыки. Что? И вы такого мнения о Туржанском? - Петр Ионович ладонью прикрыл рот, чтобы сдержать смех. - Кстати, он и в авиации неплохо разбирается. Так вот, этот общепризнанный авторитет утверждает, что фокстрот можно танцевать под любой марш. Под авиационный тоже. Что? Не знаете и знать не хотите?…

Петр Ионович отложил трубку, и, пока смотрел на нее, легкий румянец играл на его щеках. Но злость прошла, румянец исчез, и, снова прижав трубку к уху, он заговорил спокойно:

- Допускаю, нечто похожее на этот мотив вы слышали там, на Западе, в кабаре. Пусть танцуют, шут с ними… - И снова вспыхнул румянец на щеках. Извольте не перебивать! Если вы ко мне обратились и ждете моего ответа, так выслушайте его. Нельзя наложить запрет на песню, которая полюбилась народу. Ее поют на собраниях, с нею шагают в строю. И она будет звучать на наших праздниках авиации.

Прошло немного времени, и песня «Все выше» стала авиационным маршем Советских Военно-воздушных сил. [129]

Комбрига Туржанского срочно потребовали к начальнику ВВС не для того, конечно, чтобы он участвовал в споре о судьбе песни «Все выше». В те дни решалось нечто более важное для авиации и, как впоследствии выяснилось, для судьбы самого Баранова. Петр Ионович вызвал Туржанского, который командовал авиационной бригадой Научно-исследовательского института ВВС, чтобы сообщить весьма важную новость. Правительство наметило смотр авиационной техники, образцы которой будут представлены на Центральном аэродроме. Надо готовить к этому смотру не только машины, но и лучших летчиков, лучшие экипажи.

Уже было известно, что смотр проведет Сталин и другие члены Политбюро.

3

В печати об этом не появилось и строчки.

Смотр состоялся в середине июня 1931 года, день выдался ясный, и на аэродроме уже с утра ждали гостей. Правительственные машины прибыли в одиннадцать часов. Баранов отдал рапорт Председателю Совнаркома, а комбриг Туржанский представился Сталину. Было заранее условлено, что Туржанский будет сопровождать Сталина, чтобы дать необходимые объяснения, если их от него потребуют. Туржанский доложил, что самолеты, которыми бригада располагает - отечественные и заграничные, - готовы к смотру. Экипажи построены. Сталин вытащил из кармана плаща коробку папирос, не спеша закурил и направился к строю самолетов.

Комбриг Туржанский последовал за ним.

На правом фланге стояли два истребителя И-5. Лучшие летчики бригады, Анисимов и Чкалов, ждали членов правительства у самолетов, готовые по первому приказу поднять машины, чтобы показать искусство высшего пилотажа и «воздушный бой». За И-4 и И-5 для наглядного сравнения стоял французский истребитель «Потэз», отечественные самолеты-разведчики Р-5 и другие машины. А в стороне, как бы подчеркивая свою необычайную исключительность, возвышался новый туполевский самолет, тяжелый бомбардировщик ТБ-3. Туржанский знал, что его миссия завершится, как только Сталин обойдет строй машин. Главный конструктор ТБ-3 и другие сотрудники [130] ЦАГИ были на аэродроме, чтобы представить правительству свое создание.

Кажется, по плану смотра все было заранее распределено. И все же все шло не так, как намечали. Сталин приближался к строю самолетов, дымя папиросой. Туржанский оглянулся: члены правительства, сопровождаемые Барановым, Алкснисом и другими военными, шли за Сталиным, строго соблюдая дистанцию. И когда до истребителей осталось не более десяти шагов, комбриг сказал:

- Извините, пожалуйста, Иосиф Виссарионович, но, может быть, вы здесь докурите? У самолетов нельзя…

Сталин остановился. Он, конечно, знал, что все смотрят только на него, и, ничего не сказав Туржанскому, каблуком стал вбивать в землю окурок. Туржанский понял, что поставил Сталина в неловкое положение. Поступить иначе комбриг не мог - курить у самолетов никому не позволено. Снова двинулись к самолетам, Сталин ускорил шаг и, поравнявшись с истребителями И-5, не дал Туржанскому доложить, что это за машины и кто ими управляет, а спросил на ходу:

- Радио есть на самолетах?

- На этих нет. Это истребители…

- Почему нет? - Сталин резко остановился и, не оборачиваясь, требовательно спросил Орджоникидзе: - Серго, почему нет радио? Скажи - почему?