Когда забудешь, позвони

ЗАО «Стежка» появилось в девяносто втором, а до этого директор автобазы Фролов создал при госпредприятии маленький кооператив. Не с жиру или авантюризма, а по велению совести. Землетрясение в Спитаке восемьдесят восьмого года не оставило равнодушным никого из шоферской братии заурядной автобазы, и на общем собрании решили помотаться в район бедствия с медикаментами. Благо, у главного инженера жена работала в аптечном управлении. Но сверху ответили «нет», и подневольные работяги повезли на Украину пестициды. Однако упрямый директор не успокоился да на свой страх и риск создал при автобазе кооператив: что не запрещено — разрешено. Не дожидаясь завершения формальностей, пара фур, груженная ватой, бинтами и лекарствами, помчалась в Армению. С тех пор прошло больше десяти лет. Маленький кооператив превратился в добротное коммерческое предприятие, со своим уставным капиталом, акционерами и незыблемой репутацией на рынке грузовых перевозок. Водители-собственники прочно стояли на ногах, дорожили авторитетом и на дух не подпускали проходимцев, рвачей и выжиг.

Первая зарплата приятно удивила: она была вполне сопоставима с заработком бывшего директора фирмы, а профессорскую превосходила в несколько раз. Похоже, жизнь налаживалась. В выходные копался в приборе, восстанавливал записи. Иногда распивал чаи со своим зеркальным тезкой. Фролов, как ни странно, был очень одинок. Хронический трудоголик друзей не нажил, жена умерла три года назад, детей Бог не дал. Зарождающаяся дружба грела обоих. Однако последнее время Андрей Борисович стал вызывать беспокойство. Он похудел, появились приступы непонятной боли. Но нездоровье мало трогало директора. Его волновало что-то другое, и причину этой тревоги Борис не знал.

На столе секретаря зазвонил внутренний телефон. Глебов, заскочив в приемную пополнить запас бланков, услышал:

— Хорошо, Андрей Борисович! Он как раз здесь. — Зина положила трубку. — Борис Андреевич, вас просит зайти Андрей Борисович. — И еле сдержала улыбку: ну до чего смешное сочетание!

— Извини, что отрываю от дел. — Фролов встал из-за стола, пожал руку, прошел к креслу рядом с журнальным столиком в углу и указал на соседнее. — Присядь, поговорить надо.

Зная некоторые привычки директора, его зам понял, что разговор предстоит серьезный.

— Слушаю внимательно, Андрей Борисович!

— Тебе говорит о чем-нибудь фамилия Баркудин?

— Приходилось слышать, — сдержанно ответил Борис.

— И что?

— Тварь, — кратко высказался зам.

Директор надолго замолчал, потом вытащил «Беломор», задымил и, уставившись в стену, доложил:

— Думаю, он хочет меня убрать.

— Каким образом?

— Самым надежным, — спокойно пояснил Фролов и посмотрел в глаза: — Убить.

Апрель, 2003 год

Оторваться было невозможно. Глупо, смешно, безрассудно, внезапно и — неотвратимо. Где реальность, где иллюзия, где жизнь, а где игра — все спуталось, сбило с толку, вздыбило разум и разлилось огнем по телу, опаляя губы и кожу.

— Стоп, снято! — Вересов сиял, как новенький пятак. — Эй, ребятки, съемка закончена!

Опомнившись, Ангелина откатилась от Олега.

— Да что ж ты такая прыткая, как шайба хоккейная! — рассмеялся рядом Вересов. И когда подошел? Ведь только что сидел у камеры на своем полотняном троне. — Молодцы, отлично! — И невинно добавил, моргнув хитрыми глазками: — А может, еще дубль?

— Если отлично, зачем повторять? — буркнула актриса, поднимаясь с разложенного дивана и укутываясь шалью.

— Сладкого досыта не наешься, — туманно пояснил режиссер.

— Сколько утка ни бодрись, а лебедем не быть! — парировала Ангелина. — Вы, Андрей Саныч, конечно, в материале как рыба в воде, но до моей героини — плыть да плыть. Это у нее — каждое лыко в строку, а у вас — и нитка с иголкой вразнобой.