Когда засмеется сфинкс

— Благодарю вас, всем, — ответил Фрэнк, приняв его за администратора отеля.

— Не желаете ли поразвлечься?

— Че-его? — оторопел Грег.

Решив, что богатый постоялец, обладатель столь шикарных апартаментов, колеблется и ему нельзя давать передышку, чтобы прийти в себя, человек прижал растопыренные пальцы к лацканам пиджака и затараторил:

— Имеем на любой вкус.

До Фрэнка только сейчас дошло, с каким предложением пожаловал этот старикашка.

Грег с яростью, так что зазвенели рюмки в настенном баре, захлопнул дверь, в бешенстве плюнул на персидский ковер и пнул ногой мягкий пуфик.

— Везде одно и то же скотство, — прорычал он. — Все опоганили, мерзавцы. Даже среди древнейшей культуры ухитрились бардак открыть.

Работа уже не клеилась.

Плюнув еще раз па пол, он отправился в спальню, по пути отфутболив атласную подушку, и бросился па огромную, как трон, кровать под шелковым балдахином на резных столбиках.

Полежав немного, он успокоился, протянул руку к кнопкам у изголовья и выключил свет. Тотчас в углу у огромного окна появилось, словно возникшее ниоткуда, какое-то зеленоватое бесплотное сияние.

Грег вскочил и подошел ближе.

Это была искусно выполненная голограмма одного из участков пустыни. Слегка помигивающие звезды, Млечный Путь, планеты на черно-синей сфере неба. Пирамиды, сфинкс на переднем плане — все залито холодным лунным светом. Слева, в тени от гробницы, по серебристому песку скакали на верховых длинношеих одногорбых верблюдах — драмодерах — «синие» люди-туареги, в одеждах цвета индиго, с длинноствольными ружьями в руках. На плосковатом лице сфинкса, изуродованном артиллеристами Наполеона, застыла его знаменитая загадочная улыбка-гримаса. От всей этой мастерски выполненной панорамы веяло чем-то беспредельно таинственным, древним и в то же время каким-то сверхдалеким будущим, находящимся за пределами человеческой фантазии.

Наверху сначала арабской вязью, а затем по-английски начертаны какие-то слова-строчки.

Грег нагнулся и прочитал изречение: «Когда люди постигнут законы движения звезд, сфинкс рассмеется и все полетит в тартарары».

Фрэнк машинально перевел взгляд на лицо сфинкса и, вздрогнув, отшатнулся — каменная маска смеялась…

Глава XI Грег и О'нейли

В ушах еще стоял надсадный гул турбин. Вероятно, от резкой перемены климата покалывало в висках, во рту сушило и горчило, словно он лизал пыльные полынные метелки.

Когда Фрэнк заявился в свою квартиру, он в полном смысле падал от усталости. Слегка поташнивало, совсем не хотелось есть, очевидно, сказались две последние бессонные ночи, руки дрожали. В коридорчике он взглянул в висящее на стене большое овальное зеркало, и ему стало еще хуже. Из затененной мутной глубины на него смотрело чужое бледное, похудевшее лицо. Глаза глубоко запали и лихорадочно блестели. Волосы будто внезапно поредели и висели, как взъерошенная пакля, резче обозначились носогубные складки, полуоткрытый рот со свистом втягивал воздух, губы потрескались.

Грег, волоча ноги, поплелся в комнату, плюхнулся в кресло и замер, пытаясь собраться с мыслями. Ничего не получалось, мозг до предела насытился информацией, и его предохранительные центры торможения отказывались не только принимать, но и перерабатывать ее. Он физически ощущал, как от шеи на плечи и далее по всему телу разливается вязкая тяжесть.

Так больше нельзя, подумал он, надорвешься. Надо отдохнуть, выспаться. Все равно продолжать работу нет сил, а следовательно, если он и заставит себя неимоверным напряжением воли сесть за стол, толку не будет — лишь измотается и издергается и в результате потеряет столь дорогие сейчас часы. Живо в постель.

Фрэнк еле-еле добрел до кровати, непослушными, вялыми руками стянул одежду, не разбирая постель, свалился на покрывало и тотчас словно провалился в беспокойную глубину. Ночью он несколько раз просыпался, ворочался, затем снова забывался больным и сторожким сном.

В отрывках сновидений калейдоскопом мелькали: оскаленные пасти псов профессора, гадкая харя гостиничного сутенера, исполняющие канкан грудные младенцы и зловещая гримаса сфинкса. Однако, когда он открыл глаза, то чувствовал себя почти бодрым. Было желание понежиться еще, но в это мгновение как током ударила мысль — время. Точно распрямившаяся пружина, он соскочил с кровати и побежал в ванную.

Грег прыгал под душем, когда услышал, как жалобно и тягуче заскрипела входная дверь. «Кто бы это в такую рань? Хотя, что я — уж полдень». Он быстро натянул трусы и, шлепая мокрыми ногами по полу, выскочил в коридор, оставляя на паркете четкие отпечатки ступней.

На пороге стояла Джин. Увидев его, мокрого, с взлохмаченными волосами, небритого, с припухшими после сна глазами, она всплеснула руками, согнулась и громко захохотала.

— Ну и видик, господи! — задыхалась от смеха девушка. — Явление потасканного и влажного от слез раскаяния Христа народу. Что с тобой? — Она перешагнула порог и бросилась к нему в объятия. — Боже, ну и образина.

— Джинни, родная, — Фрэнк рванулся вперед, схватил ее в охапку и закружил так, что она поджатыми ногами задевала стены.