— Сергей Иванович, — возразила я, — не надо навязывать нам ничем не подтвержденных выводов.
— Замечание принимается, Оленька, — кивнул Сергей Иванович, — хотя я и мог бы привести в пользу своего мнения тот аргумент, что линии на картине выведены как-то неуверенно, словно рука автора часто дрожала. Но я, конечно, понимаю, что это наблюдение нельзя в полном смысле слова считать аргументом, так как могут быть и другие объяснения дрожащим рукам.
— Похмелье, например! — сказал Ромка.
Кряжимский строго посмотрел на него поверх очков и, вздохнув, сказал:
— Молодой человек, что вы, собственно, знаете о похмелье? Повторю еще раз: могут быть и другие объяснения… Но главное — что же изображено на этом, так сказать, листе бумаги? На первый взгляд — довольно хаотичное нагромождение линий, которые при минимальном воображении легко принять за кусты, растущие чуть ниже на склоне. Но тогда непонятно, зачем они обведены в рамочку? Я хочу высказать предположение, что перед нами вовсе не кусты изображены, а некий план, что-то вроде лабиринта…
— Для этого необходимо довольно большое воображение, — вставила я. — Нет ли у вас более правдоподобных интерпретаций?
— Это я считаю наиболее правдоподобным! — возразил Кряжимский. — Остальные еще… еще экзотичнее. А почему, собственно, это не может быть планом, раз уж мы решили, что ищем клад?
— Сергей Иванович, — сказала я. — У вас если одно выходит замуж за другое, то они рождают третье.
— Так это же закон жизни, Оленька! — воскликнул Кряжимский. — Только поэтому, может быть, она до сих пор и продолжается!
Я усмехнулась.
— Ладно, давайте дальше! — согласилась я.
— Дальше остается только выяснить, что отображает этот план, — сказал Кряжимский. — Судя по линиям на чертеже, по их извилистости и протяженности, я рискнул бы высказать предположение, что перед нами план какой-то пещеры. Согласны?
Ромка кивнул. Он слушал Кряжимского с невольным восхищением. Хоть Ромка и считал его занудой, но дань уважения его аналитическим способностям он, безусловно, отдавал.
У меня мелькнула одна мысль, и я поспешила ее тут же высказать, боясь забыть.
— Я, кажется, знаю, где может находиться ваша гипотетическая пещера! — воскликнула я. — Видите эти две фигуры, которые Ромка назвал спящими? У меня, правда, сложилось мнение, что они гораздо больше похожи на мертвых, чем на спящих. Обратите внимание на их позы и взаимное расположение. Во-первых, они лежат вытянувшись во весь рост и прижав руки к телу. Во-вторых, они находятся под углом друг к другу и их тела образуют как бы указательную стрелку. Куда она направлена?
Ромка склонился над картиной, приложил к середине угла между двумя телами линейку и провел на картине тонкую линию. Она прошла точно через хижину, нарисованную на островке под обрывом. И это несмотря на то, что и сам островок, а уж тем более хижина на нем были изображены очень мелко. Хижина вообще была размером с головку спички.
— Вот вам и ответ, Сергей Иванович, где искать вашу пещеру, — заявила я. — На острове, посередине этой реки.
— У меня есть вопрос, — сказал Ромка. — А какая это река?
Мы с Кряжимским озадаченно замолчали.
— Волга, — пожал он плечами.
— А почему Волга? — настаивал Ромка. — Я не понимаю! Тут же совсем маленькая речонка нарисована. Какая же это Волга?
— Нет, если мы придерживаемся версии, что клад спрятан Разиным, — сказал Кряжимский, — то это должна быть Волга. И если это действительно Волга — то коренная, а не водохранилище. И если вы это признаете, то поймете, как нам повезло. Ведь если бы клад был спрятан ниже по течению или, наоборот, выше — тоже на каком-нибудь островке, то вполне вероятно, что теперь он оказался бы затопленным и искать его пришлось бы на дне либо Волгоградского, либо Тарасовского водохранилища.
— А если мы вашей версии не придерживаемся? — спросила я. — Тогда?
— Тогда — Урал, — сказал Кряжимский.
— Или Дон, — добавила я.
— Или Днепр, — хихикнул Ромка.
— В таком случае, могу сказать вам совершенно точно, что это не Темза и не Рейн! — сказал Сергей Иванович и, обидевшись, отвернулся.
— Я вижу, у нас нет другого выхода, как только допустить, что это — Волга, — сказала я. — Придется тебе, Ромка, довериться интуиции Сергея Ивановича.
— А вот и не интуиции, — сказал вдруг повеселевший Кряжимский. — Я доверяюсь только логике и фактам и вам советую поступать точно так же. Видите эту птицу, посередине вверху? Она нарисована над противоположной стороной реки, где изображены какие-то холмы, верно?
— Ну! — сказал Ромка. — И что?
— И то! — отрезал Кряжимский. — Приглядись внимательно, что эта птичка держит в когтях?
Ромка склонился над картиной.
— Тут без микроскопа не обойдешься! — заявил он. — Но, похоже, этот орел поймал и держит в когтях какую-то змеюку.
— Ты совершенно прав! — воскликнул Сергей Иванович. — Птичка больше всего похожа на беркута, и поймала она действительно змею, хотя я что-то не помню, чтобы беркуты охотились на змей. Значит, этот рисуночек должен означать…