Когда зацветёт земля…

Он гнал по дороге в Гёреме, пытаясь осознать произошедшее. Неужели сделка состоялась?! Длинной чередой всплывали в памяти изнурительные, вязкие, словно жвачка, переговоры; улыбающиеся в глаза агенты, клянущиеся свернуть для клиента-иностранца горы, но, в сущности, не делающие ничего. «Поразительно, как в этой стране вообще что-то строится, ездит, растёт… И сколько возни ещё предстоит, прежде чем я всё оборудую…» – думал он, проносясь мимо загона, откуда затравленным взглядом узников концлагерей смотрели на мир грустные и тощие лошади. «Хуже только сицилийские кошки…», – подумалось Антону. Он передёрнулся от жалости и вспомнил: «Каппадокия» означает в переводе «страна прекрасных лошадей».

***

«Чёрт, а ведь это первая большая удача за два года, – думал Антон, пытаясь вернуть себе положительный настрой и отогнать прочь эти рвущие душу лошадиные глазищи. – Первый раз я на коне (тьфу, опять лошадиная тема) с тех пор, как расстался с Альбиной». Альбина, бывшая жена Антона, была красива модной, правда, отчего-то незапоминающейся красотой. Многие из тех, кто любовался прекрасными, без сомнения, чертами её лица, через некоторое время с удивлением обнаруживали невозможность вспомнить его детали. Какой же, собственно, у неё был нос, губы, лоб, подбородок? А голос? Альбина претендовала на утончённость и этим привлекала к себе неглупых людей. Для Антона же поистине скверным оказалось то, что выглядела она неподдельно искренней, разговорчивой, открытой, жаждала делиться переживаниями, а он к тридцати пяти годам успел здорово устать от носящих маски людей. Альбина казалась исключительной с первого взгляда… да и со второго и с третьего.

Сначала она работала. Офис-менеджером, рецепционисткой, администратором фитнес-клуба, продавщицей в модном бутике, кем только она не служила… Антон не мог упомнить все заведения, куда устраивалась жена. Она хотела общаться со всеми и не могла общаться ни с кем. Ненавидела, когда ей дают рекомендации и делала всё, чтобы ей их давали. Она сама провоцировала людей на ненужные советы, чтобы затем иметь возможность изругать их. Обожая словесные излияния, она не нуждалась в собеседнике. Однажды они разговаривали по телефону, когда связь неожиданно прервалась. Антон набирал номер жены снова и снова, однако трубка лишь сердито издавала короткие гудки. Через пятнадцать минут он бросил это занятие, и тут раздался звонок. «Дорогой, – проворковала Альбина, – представь, я не заметила, что нас разъединили. Всё болтаю и болтаю…»

Места работы менялись Альбиной примерно раз в шесть месяцев. Но откуда бы она ни возвращалась домой, всегда повторялось одно и то же. Вечер, диван и нескончаемые жалобы на пустоту, на «нет настоящих людей», на «невозможность серьёзно поговорить». Готовя ей ужин, Антон думал: «Бедная девочка, такая слабенькая, как тяжело ей в нашем жестоком мире». Она умела вызывать в мужчинах это первобытное желание защищать. Именно ради того, чтобы Альбина могла сидеть дома, Антон и полез в строительный бизнес. Хотел сделать из неё счастливую домохозяйку. Альбины хватило на три месяца. В этот срок она расцветала. Нарядная, благодарность во взгляде, благодарность в постели, на столе ужин с ароматическим свечами, рекомендуемыми в женских журналах. Затем новизна ощущений исчезла, и всё откатилось к исходной точке. Альбина потухла, а вокруг неё к тому времени уже не осталось ни сослуживцев, ни подруг, единственная жертва – Антон. Альбина не хотела детей. Антон думал, пройдёт время, уговорит, в ней проснётся, сама заведёт разговор… Но ничего не менялось, не просыпалось, не заводилось. Следуя моде, Альбина записалась к психотерапевту. Для начала посещала сеансы раз в месяц, потом чаще. Изливала там душу, жаловалась на супруга, на серость будней, на «не с кем нормально поговорить». Психотерапевт рекомендовала: «Проговаривайте проблему вдвоём, обсуждайте…». Антон возвращался в девять, в десять, а дома его теперь ждали тошнотворные однообразные, как клонированные монстры, разговоры об Альбининой исключительности в сравнении с примитивностью, конечно, остального населения планеты. Он утешал, высмаркивал, ласкал, обсуждал, прикладывая массу усилий, все его аргументы шли побоку… Одно было неплохо. Удовлетворив потребность в проговаривании, Альбина оживлялась, розовела, и пару дней выглядела посвежевшей. Антон же выматывался так, словно не спал несколько дней. Но всё же её было жаль. Пища жалела голодного хищника. Он бы ещё долго не разобрался в том, кто из них еда, если бы не возникшая однажды проблема с контрактом. Отвратительно шли переговоры, он был расстроен и рассчитывал на поддержку. Ему, мужчине, тоже потребовалось «проговорить».