Когда завидуют мертвым

На улице уже стемнело. Николай даже не мог вспомнить, какой день они уже в пути. В дороге сложно было уследить за временем. Казалось, что привал у каннибалов был уже очень давно. Хотя, может, прошел день или два. В стороне от железнодорожной насыпи, по которой они ехали, виднелись торчащие из сугробов обгоревшие остатки крыш деревенских домиков. Никаких признаков жизни тут не было. Только несколько верениц звериных следов, пересекающих друг друга.

— Слушай, Варяг. Я… Я тут такое вычитал. Вот, взгляни.

— Так темно уже на улице. Я не прочту. Что там?

— Короче, Людоед был на подводной лодке. Их на какой-то остров с натовской базой высаживали. Он закладывал там ядерные диверсионные фугасы, — сбивчиво и на одном дыхании принялся рассказывать Васнецов.

Варяг слушал спокойно и терпеливо, то хмурясь, то поднимая одну бровь, то щурясь, то качая головой. Наконец, когда Николай закончил говорить, он медленно оперся спиной на луноход и посмотрел на вершину одинокого дерева неподалеку.

— Значит, он застрелил капитана субмарины, овладел ключом для запуска ракет и произвел пуск по целям?

— Именно!

— Ну… Вообще-то он правильно поступил. — Варяг пожал плечами.

— Что? Как же… Как же так? — изумился Николай.

— Коля, есть солдат, есть приказ, есть война. Капитан лодки совершил не простое воинское преступление. Он нарушил присягу. Человек, которому вверено стратегическое оружие, нарушил свою главную обязанность применить его согласно концепции ядерного сдерживания.

— Я не понимаю.

— Ядерное оружие было создано для разрушения и подавления воли того, на кого обладатель этого оружия оказывал давление. Но позже, когда ядерная монополия была нарушена, появилась эта самая концепция ядерного сдерживания. То есть это чудовищное оружие, как ни парадоксально это звучит, было призвано удерживать мир без войны. Поскольку тот, кто решит применить атомную бомбу, не будет уверен в том, что такую же бомбу не применят в ответ против него. Мир зиждился на страхе возможного в случае нарушения этого мира апокалипсиса. Можно, конечно, воздержаться в ядерной войне от применения ядерного оружия. Но никто не воспримет это как акт гуманизма и доброй воли. Это будет восприниматься исключительно как слабость, безволие и трусость. И в этом случае удары будут наноситься с большей силой и ожесточенностью. Слабых презирают. Тех, кто не дает сдачи, опускают. И еще, представь, что кто-то воздержался от пуска ракет. И эти ракеты не поразили аэродром, с которого позже взлетят стратегические ракетоносцы. Незапущенные ракеты не поразили базу атомных подводных лодок, командный пункт стратегическими силами, ракетные шахты. Десять незапущенных ракет стали причиной того, что были запущены сто ракет. Ты не думал об этом? — Варяг принялся забивать свою трубку табаком.

— Нет. Не думал. Я думал о том, что если бы все те, в чьих руках было это оружие, разом отказались бы его применить, то ничего бы не произошло. Катастрофы бы не случилось.

— Это, к сожалению, невозможно. На тот момент уже весь мир полыхал.

— Вот именно. И каждый у пульта, может, и думал, что не стоит нажимать кнопку. Но потом решал, что невозможен единогласный отказ всех сторон выполнять приказ на применение ядерного оружия. И один за другим начинали нажимать кнопки. Каждый подумал: если не я запущу ракеты, то другие запустят, и все это безумие нарастало как снежный ком. Вот о чем я думал.

— Я тебе о реальных вещах говорю, Коля. А ты мне об утопичной гуманистической сказке. Чудес не бывает.

— Только потому, что люди не дают им случиться. Чудесам этим. Только потому, что люди делают реальное нереальным. Но невозможное, что не должно случиться, воплощают в жизнь.

— Спустись на землю, Коля. Не витай в облаках. Я понимаю, о чем ты говоришь. Но когда Начинается война, уже поздно думать о том, а что, если бы… Думать надо было до войны. Но когда она началась, надо действовать. Воевать.

— Только не в этом случае. В обычной войне, да. Надо стремиться к победе. Но в той войне победителей быть не могло.