— Ну, до Москвы так до Москвы. Но мне эта идея не нравится. Ладно. — Яхонтов внимательно посмотрел на карту. — Значит, идем на север. Через Кольцово. Там пусто. Нет никого. С востока от нас Ферзиково будет. Туда лучше не соваться. Да и нам не надо туда.
— А что там? — спросил Николай.
— Там люпусы. И не такие, как тут, в лесу. Там новые. Стайные. Дальше Аристово, Сугоново. Давно я там не был. Но вроде там сейчас спокойно. Безжизненно. Нет, с Аристово берем правее и идем на Барятино. До Сугоново мы не дойдем.
— А в Барятино что? — снова задал вопрос Николай.
— Там все вымерли еще после черных дождей, насколько я знаю. И дозиметры до сих пор зашкаливает. Много осадков туда выпало. Но если там не задерживаться, то не страшно. Одним словом, путь нам непростой предстоит. И Москва добавит сложностей.
— После того, какой путь мы уже прошли, — многозначительно покачал головой Андрей Макаров, — это не страшно. Теперь хотя бы мы на своей земле.
— Рамки понятия «своя земля» давно сузились до объема подвала, — вздохнул профессор. — Не надо быть наивными в таких вещах.
— Мы это понимаем. — Юрий взглянул на Третьякова. — Мы это уже давно поняли. Чего мы только не видели по пути.
— Ладно, в сторону лирику, — вмешался в разговор Варяг. — Вы лучше скажите, сколько еще выдержит ваш луноход?
— Бета-гальванический аккумулятор выработал свой ресурс на две трети примерно. Около десяти лет он может давать энергию. Солнечные панели еще работают. Системы ручного управления дублированы. Это очень надежная машина. Ходовая часть, самое уязвимое и подверженное износу место. Амортизаторы, а их там двенадцать штук, могут выйти из строя скоро. В запасе у нас еще пяток имеется. Но можно и на сломанных идти. Только ход станет жестче и траки ломаться чаще станут. Жесткий ход мы переживем, конечно. Но вот траки… У нас их всего сорок штук осталось в ремкомплекте. Ваши техники, правда, обещали собрать траки от ваших БМД. У них как раз размеры… Только узкие они. Но можно два соединить валетом. Катки тоже от БМД по размеру подходят. Тоже уже, конечно. И тяжелее. Но это не страшно. Ходовые качества ухудшатся с ростом веса, и потребление энергии возрастет. Даже с учетом того, что на Земле сила тяжести больше, чем на Луне, тягловая сила у машины высокая. Дотянуть до Берингова пролива шансы есть. А там до Аляски рукой подать. Пролив наверняка льдом скован. Перейдем его, и мы там. От мыса Дежнева до Северной Америки в узком месте всего девяносто километров.
— Есть одна сложность. — Третьяков взглянул на космонавтов.
— Какая?
— Еще тысяча сто с лишним километров, — нехотя произнес профессор. По всему было видно, что он не очень хотел делиться такой удручающей информацией. — Надеюсь, вы не думали, что ХАРП находится сразу на том берегу? Он в укромном месте, неподалеку от городка Гакона к северу от Анкориджа. А это ближе к канадской границе. Вам еще через всю Аляску идти. А там уже не наша земля. И очень много гор. И тысяча сто с лишним километров, это прямая линия на карте от Берингова пролива до объекта. На деле путь окажется еще дольше, длиннее и сложнее. Вы уж простите. Не очень мне хочется вас пугать. Но и скрыть от вас права не имею.
Алексеев провел по седым волосам растопыренной пятерней и вздохнул.
— Мы, конечно, понимали, что объект в глубине штата. Но не думали, что такое расстояние. Н-да. Плохо дело.
— А чего панику поднимать раньше времени? — встрепенулся вдруг Николай. — Это если мы такое расстояние пройдем до Аляски, неужто какие-то одиннадцать сотен километров помехой окажутся? Вы чего?
— Орел, — усмехнулся Варяг. — Ни дать ни взять. Орел.
— Да при чем тут орел? — Васнецов разозлился. — Что я не так сказал? Вот ты, Варяг, сколько в своих походах километров намотал? А вы? — Он обратился к космонавтам. — Чего вы проблему делаете из этой тысячи километров?
— Мы будем за Полярным кругом. Понимаешь, насколько упадут наши и без того небольшие шансы? — покачал головой Андрей Макаров.
— И понимать не хочу! Дойдем!
— Хороший настрой, — хмыкнул профессор. — Но только если это просто бравада, то это хуже всего.
Николай чувствовал, что это именно бравада, но она была ему необходима, чтоб придавить вылезающего из подсознания голодного и всепожирающего червя сомнения. Васнецов боялся. И страх его злил. Он хотел отправиться в это путешествие, но когда понял, что именно он и отправится, то стало страшно. Стали появляться мысли о том, что, быть может, лучше остаться в своем теплом подвале и смиренно проживать свой век там, выполняя рутинную работу до конца своих дней. Он понял, что он не герой. И отец не стал бы им гордиться. А такой крах своего «я» был похож на мучительную смерть.
— Мы дойдем, — сказал он снова. И похоже, говорил это не окружающим, а самому себе.