Когда здесь была Марни

Анна оставила веселье, чтобы к ней присмотреться. Присцилла двигалась странно, как-то боком, изгибаясь туда и сюда, вытягивала ногу. Анна подошла поближе и увидела, что Присцилла продолжала рисовать на песке – длинную линию, зигзагами расчертившую плотный песок. Она выглядела настолько поглощенной этим занятием, что Анну поневоле разобрало любопытство.

– Что это она делает? – спросила она подошедшую Джейн.

– Кто, Сцилла? – Джейн оглянулась в сторону берега. – А, это она в одну из своих тайных игр играет. Она у нас последнее время знаешь какая таинственная? Постоянно что-то придумывает. Поэтому мы долго считали, что она и тебя выдумала!

И она убежала спасать Роли, бодро ковылявшего к морю.

– Ну-ка, Роли-Поли, время идти домой, приятель! Пошли маму поищем!

Итак, пора было возвращаться. Ребята вернулись к дюнам, чтобы забрать брошенные вещи.

– Придешь завтра? – спросил Эндрю, убирая в рюкзачок туфли и свитера. Анна пообещала. – Смотри не подведи! Хватит прятаться в камышах, как какая нимфа косоглазая!

– Прикуси язык! – возмутилась Анна. – И никакая я не косоглазая!

Хотя на самом деле ей впервые в жизни было приятно слушать, как ее обзывали.

– Ну, может, не косоглазая, но скоро окосела бы, высматривая нас сквозь траву! Мы-то точно косеть уже начали понемногу. Увидим, бывало, тебя где-нибудь во-он там, потом хлоп! – а ты уже совсем в другой стороне. Сцилла уже решила было, что ты… эта… ну… как она ее назвала, Джейн?

– Бантам! – прокричал Мэтью.

– Сам ты бантам! Это куриная порода такая, а она – фантом, вот! Сцилла тебя фантомом назвала. Вот интересно, что за книжки она последнее время читала? – И он вскинул рюкзачок на плечо. – Ну ладно, пока тогда! До завтра!

И зашагал прочь, направляясь к болоту.

– До зявтла, – кое-как выговорил Роли, зевая во весь рот.

Джейн нагнулась и подняла его.

– А еще до послезавтра, – сказал Мэтью, улыбаясь Анне и помогая сестре взять малыша на закорки.

– Посезявтла, – отозвался Роли.

Глаза у него определенно слипались.

Джейн стала оглядываться.

– А где Сцилла? На пляже застряла? Анна, будь добра, скажи ей – мы домой пошли, пусть догоняет! Роли совсем устал.

Тут подбежала Присцилла.

– Ну вот и хорошо, – обрадовалась Джейн. – Поторопимся, а то мальчишки уже ушли.

Анна помогла Присцилле разыскать туфли, полузасыпанные мелким песком. Любопытство еще разбирало ее, она спросила:

– Чем ты все-таки занималась на берегу?

– Да так… просто раздумывала, – с застенчивой и таинственной улыбкой ответила Присцилла. – Ступай посмотри, если хочешь.

И она побежала следом за Джейн. Потом обернулась, помахала рукой – и продолжала махать, идя задом наперед, пока не начала скрываться из виду.

Анна испустила глубокий, счастливый вздох. Начала оглядываться. На берегу стало как-то удивительно тихо. Все остальные, кажется, тоже разошлись по домам. Анна снова подошла к краю воды. Там ничего не было. Ни рисунка, ни надписи, ни даже имени. Только отпечатки босых ног Присциллы – и та длинная, ломаная линия зигзагами. Анна сама не знала, что именно ожидала увидеть, но ощущала легкое разочарование.

Между тем надвигался прилив. Вечер выдался теплый и мглистый, Анна стояла, мечтая неизвестно о чем, наблюдая за мелкими волнами, что накатывались на берег, постепенно добираясь до черты на песке. Вот одна из них перекатилась и частично размыла линию, проложенную Присциллой… На песке осталось что-то вроде большой буквы М.

«М – значит Марни», – подумалось Анне. Так вот в чем был смысл вычерченного Присциллой. Это оказалась просто череда заглавных М, тянувшаяся вдоль берега. Почему она прежде этого не замечала? М – это Мадлен, Маргерит, Мелани и все прочее. Анна улыбалась, припоминая вереницу великолепных имен, придуманных для нее ребятами. Еще бы у них не вытянулись лица от простенького «Анна»!

Она неторопливо шла домой через заболоченный луг. Как странно, думалось ей. Все меняется – а мы и не замечаем. Когда-то Марни была настоящей, а они – нет. Теперь они стали реальными, а Марни… Или, может, сама Анна изменилась?

Глава двадцать пятая Линдсеи

Теперь Анна едва помнила Марни. Лишь иногда, по ночам, когда в низенькое окошко ее комнаты заглядывала луна, а ей не спалось, Анна вспоминала ее – но разрозненными вспышками, урывками: вот Марни в сумерках, на своей лодочке… вот она безостановочно плачет за окном в то ужасное последнее утро… Иногда у Анны тоже наворачивались слезы, она шмыгала носом и говорила себе: «Как здорово, что я простила ее! Даже если она на самом деле не существовала – все равно здорово!»

И с этой мыслью, успокоенная, засыпала.

А в течение дня Марни была не более чем призраком, тенью воспоминания… Потом не стало и этого.