Когда жёлтый карлик выходит на охоту

Правда, их смех все же успокоил, так как эти двое ни за что бы не оставили меня тут, если бы считали, что моему здоровью или жизни что-то угрожает. Курит — значит, бросает? А Руслан с Ольгой, видимо, решили, что у нас с ним сложились настолько теплые отношения, что моя поддержка ему только на пользу. И хоть в этом они ошибались… с меня не убудет.

Я сначала приготовила на ужин его любимую рыбу, и только потом заглянула в комнату. Оказалось, что ничего страшного и не происходило — Антон полдня проспал, а теперь валялся с книгой на своей кровати. Даже улыбнулся, когда увидел меня. Протянул руку, подзывая, а я не стала сопротивляться ни себе, ни ему. Улеглась рядом, получила привычный поцелуй в щеку.

— Твоя сестренка с женишком почему-то сбежали!

Он тут же нахмурился.

— Я… немного раздражительный. Они думают, что я только тебя сейчас способен вынести.

Мы оба рассмеялись от нелепости этого предположения. На самом деле, Антон был на удивление спокойным и даже веселым. А с таким настроением только вредные привычки и бросать!

Первое сомнение в том, что весь его настрой был несколько наигранным, обозначилось уже к концу нашего ужина, когда Антон ни с того ни с сего начал злиться, что «гребаный Руслан так и не купил гребаный чай с гребаным бергамотом». Он, как оборотень в полнолуние, менялся на глазах.

Я решила, как напутствовала Ольга, «быть сильной, быть смелой», расставив для себя приоритеты. Если небольшая раздражительность — это плата за отказ от его вредной привычки, то почему бы мне не сделать вид, что я никакой раздражительности и не замечаю?

Настоящие проблемы начались уже на следующий день. В шесть утра Антон явился в мою комнату и потребовал, чтобы я хранила у себя все его кредитки и бумажник. Даже ключи от машины всунул мне в ладонь. Я открыла кошелек и присвистнула, но он тут же бесчеловечно добавил, что отдаст мне всю имеющуюся наличность только в том случае, если я удержу его от срыва. Это предложение заметно прибавило во мне энтузиазма.

Я даже заперла его снаружи, уезжая на учебу. Но когда вернулась, оказалось, что он ждал меня прямо возле порога, как преданная псина — хозяина. Сидел на полу, опершись на стену, и производил впечатление совсем безобидного человека, что в корне противоречило его сути. Но я все же уселась рядом и положила голову ему на плечо.

— Ну и чем я могу тебе помочь за ту сумму, которую вчера двенадцать раз пересчитала на ночь, после чего мне снились сладко-сладкие сны?

— Ничем, — буркнул он.

Но я понимала, что такую зарплату надо отрабатывать.

— Антон… Ты молодец, что наконец-то решил бросить курить! Вот я прямо горжусь тобой!

— Да наср… как-то мне побоку, что ты мною гордишься, — он даже голову не поднял.

— А я все равно горжусь, понял? — я решила не сдаваться. — Потому что ты… не пойми неправильно… ты, Антон, в каком-то смысле идеален. Неуязвим. Непоколебим. Тебе ли подчиняться какой-то там вредной привычке?

Я наконец-то привлекла его внимание — и теперь он смотрел пристально, не сдержав появившейся улыбки.

— Ну ничего себе, какие откровения! А если я накину еще десять тысяч, то ты мне и в любви признаешься?

— Признаюсь. Даже попытаюсь, чтобы прозвучало честно, — подумав, ответила я. — Даже и за пять признаюсь. Деньги, знаешь ли, не пахнут.

Он рассмеялся тихо и поднялся на ноги. Подал мне руку, а потом потащил на кухню, чтобы я его, страдальца, накормила да напоила. Перепады его настроения — от унылого тухляка до Властителя Вселенной — старалась полностью игнорировать, в тринадцатый и четырнадцатый раз пересчитывая в уме выручку.

Перед сном мы с ним даже составили целый список «за» и «против» курения, но в первой колонке у него получилось вывести только единственное слово — «хочу». По-моему, тут даже думать не о чем. Но он, как выяснилось утром, думал. И надумал:

— Забирай наличку, отдавай мне все остальное, поварешка!

— Нет! — я даже спросонья могла соображать. Все его вещи предварительно спрятала в надежном месте — под собственной подушкой. Оказалось, что на семизначном банковском счете мне спится просто восхитительно.

— Отдай мои вещи! — теперь он своей ярости даже не пытался скрыть. — Или я в полицию позвоню, чтоб тебя посадили за воровство!

— Звони!

— Мне на работу надо, — тон его голоса совершенно неожиданно сменился на мягкий. — Алин, хотя бы ключи от машины верни.

Ага, именно об этом он меня вчера сам же и предупреждал. И сам же позвонил секретарше, предупредив, что и сегодня на рабочее место не явится. Ближе к вечеру она должна приехать сюда с документами, а в мою задачу входило его пока на вольные хлеба не отпускать.

— Нет, Антон. Потом мне еще спасибо скажешь!

— Не скажу! — он закричал и схватил меня за плечи, затряс, словно надеялся, что сигареты посыпятся прямо из моего бедного тельца. — Кем ты себя возомнила, поварешка?! Катись ко всем чертям из этого дома! Сколько тебе заплатить, чтобы я больше никогда не видел твоей мерзкой рожи?